Парадигма

Лошадь — прекрасное, умное, величественное, изящное, аккуратное существо, тогда как верблюд — ходячая гора с дерьмом. Так подумал Найват, готовясь к привалу. Мало того, что наступил в дурно пахнущую лепеху всей ногой, чем вызвал смех кочевников, так еще и провонял этой тварью насквозь — от хламиды и шаровар теперь несет как от стада диких козлов, а помыться удастся не скоро. Наблюдая за его страданиями, верблюд продолжил жевать заранее заготовленное для него сено. Жаль, пришлось избавиться от лошадок — бедные животные не перенесли бы долгий переход через Великую пустыню.

— Мастер, давайте помогу, — заявил внезапно возникший Ренай и, не дожидаясь его ответа, схватил здоровой рукой свернутую циновку. Потащил к воинам.

— Спасибо, — только и успел пробормотать Найват.

Он намеревался сказать совсем другие слова — обрушить шквал негодования, — но смог выдавить лишь слабую благодарность.

Тяжело дыша, обливаясь потом, кривясь от боли в спине, он взял поясную сумку. То ли от долгого пути, то ли от недосыпа мир покачивается, а ногам сложно найти равновесие, как на палубе триремы во время шторма. Перед глазами всё плывет, отчего желудок крутит и вертит, словно вознамерился сжечь сам себя. За весь день во рту не было и травинки, но при мыслях о еде живот сводит еще сильнее. Немного воды, немного вяленого мяса — и хватит на сегодня.

По-стариковски шаркая, Найват подошел к магам — те уступили ему самое лучшее место у костра, — и он практически рухнул, а не сел на согретый кем-то лежак. Ему тут же поднесли миску супа, но он отмахнулся, достав из сумки тонкие ломтики мяса.

Вечереет, солнце скрылось за ломаной линией горизонта, небо приобрело оттенок венозной крови, однако песок под сандалиями парит жаром, обжигает ступни. Кожа на ногах покраснела, кое-где покрылась волдырями. Нужно не забыть перед сном смазать её барсучьим жиром.

Певцы сидят измученные и подавленные, никто даже говорить не способен, тупо пялятся на пляшущее пламя. Кочевники же выглядят куда бодрее. Им многодневный переход по пустыне дается гораздо проще: их движения энергичны, нет даже намека на усталость, едят с охотой, громко переговариваются, бросая то ли почтительные, то ли испуганные взгляды на магов — читать их лица Найват так и не научился.

Ренай, сидящий по другую сторону костра и хлебающий из ложки суп, бросил на него язвительный взгляд, улыбнулся кончиками губ.

Демон ли ты? Можно ли тебе доверять? Я должен определиться. Потому что с ощущением, что мне в любой момент воткнут нож в спину работать нельзя.

Найват провел ладонью по лицу.

В глаза словно насыпали песок, веки тяжелые — едва поднимаешь. Сутулятся плечи, клонится голова — во всем теле какая-то мерзотненькая усталость. Мысли вязкие, с трудом удается строить простейшие логические цепочки.

Образ священного исполнителя, надменного, молчаливого, горделивого, дал трещину. И всё из-за того, что он взял и наступил в верблюжье говно, позволил поднять себя на смех!

Серьезный промах и для своих, и для кочевников.

Найват не без труда встал, побрел в сторону большого каменного менгира, черным пятном выделяющегося на фоне темного неба. Никто не последовал за ним, лишь один кочевник попросил его далеко не уходить — по ночам пустыня оживает, все подземные гады выползают на поверхность.

Менгир, оказавшийся в высоту не меньше двухсот локтей и в ширину сто, поблескивает в сумраке, точно звездное небо. Наощупь приятно холодный, гладкий и твердый — тем удивительнее, как кому-то давным-давно удалось выбить на черной, точно обсидиановой, поверхности сложные иероглифы. Найват коснулся их, пробежался пальцами по щербатым выемкам, наслаждаясь их совершенством.

Фразу еще можно прочитать: «длань божеств простирается в бесконечность душ человеческих».

Древняя напыщенная банальность.

Покачнувшись от усталости, Найват оперся плечом о менгир, отдышался, давая возможность прийти в себя, а затем сел на песок, скрестил ноги. Положил ладони на колени.

Древняя глыба надежно скрывает его от чужих глаз — за долгое время пути опротивели и свои, и кочевники. Вокруг простирается бескрайняя пустыня, редкие порывы ветра поднимают столбы песка, делая окружающую реальность зыбкой, дымчатой. Далекий горизонт ломают горбы скал. В темнеющих, наливающихся свинцом небесах проступают первые звезды — Наш и Рат.

Найват положил ладони на колени и смежил веки.

Воспаленные глаза отозвались болью. По началу мысли скакали, точно блохи; один образ сменялся другим — калейдоскоп мрачных видений. Письмо Пророка, руины разрушенной школы-крепости, скрывающий что-то Ренай, кровь, текущая из стен, геометристы в сиянии магических лент… Постепенно все отошло на второй план, утихло в омуте мыслей.