— А отец парняги, как выпьет хмельной настойки, так всё, что движется, сожрать готов, — продолжил Хен. — Видит — хряк по дому бегает, визжит, крушит все на своем пути. И ничего лучше в дурную пьяную голову не пришло, как зарезать свинюшку и пожарить на сковородочке. А та — зараза! — в руки не дается, скачет туда-сюда. Всё обосрала! Но поймал папаня хряка, только нож занес, как та заблеяла человеческим голосом: «не тро-о-огай меня, я сы-ы-ы-ын твой!»
Новый взрыв хохота.
Даже вечно хмурый Лысый отложил меч в сторону, слушает.
Пора закругляться, подумал Хен и после недолгой паузы закончил байку:
— Действие зелья прекратилось — и парнишка вновь стал человеком. Отец его не успел съесть. На следующее утро по запаху маги нашли горе-вора. Услышали грустную историю про непрекращающийся дрист, вылечили, а затем наказали: заставили полгода прислуживать им, убирать и чистить сортиры. Вот такой веселый конец!
Хен больше не смог держать каменное выражение лица и засмеялся.
Ребята животы надрывают, вон Рыжий красный, как спелый томат. Солдаты из других отрядов даже подходят к ним, спрашивают все ли в порядке, посмеиваются, хотя зацепили лишь последнюю часть байки.
Хен черпаком налил себе остывшую похлебку из закопченного чана, принялся есть. И успел умять половину чаши, когда к ним подошел их новый капитан — длинный, как палка, жилистый и небритый доходяга в бронзовых, начищенных до блеска, доспехах. За ним топчутся двое, но из-за бьющих в лицо лучей солнца их не рассмотреть.
Мирт гаркнул, и — хотя он уже давным-давно перестал быть главным у них — ребята вскочили, выстроились.
Поднявшись, Хен умудрился уронить чашу с колен, и теперь перед его ногами растекается жирная мутноватая лужица с остатками овощей и мяса.
— Вижу, вы тут неплохо развлекаетесь, — без единой эмоции в голосе произнес капитан, оглядел каждого, нахмурился, увидев валяющуюся в пыли гофрированную кирасу Толстяка. — За своим добром лучше следите — оно вам пригодится, поверьте. Особенно в бою. Если еще раз увижу такой беспорядок, то накажу. — Его лицо вдруг разгладилось, губы тронула легкая улыбка. — Я привел к вам пополнение. У вас отряд еще не укомплектован до конца, поэтому встречайте двух здоровенных бойцов, которые, возможно, ни раз и не два спасут в смертельной битве против дикарей-кочевников!
Он отошел в сторону, давая повнимательнее рассмотреть новеньких.
Хен от увиденного раскрыл рот, точно деревенский дурачок.
Один невероятно широк в плечах, ростом превышает всех на голову. Руки — гранитные колонны, а такими здоровенными кулачищами можно сваи забивать. Рожа, правда, рыхлая, пропитая, белые волосы ниспадают до плеч, висят неухоженными паклями. Ладони обмотаны грязными лоскутами ткани и гибкими металлическими пластинками. Но всё внимание приковывает к себе массивный бронзовый протез ниже правого колена. Калека!
Второй новичок на первый взгляд кажется ничем непримечательным — среднего роста, жилистый, с длинными волосами, собранными в хвост. Вот только глаза…
Есть в них что-то лисье, хитрое и игривое. Они как бы говорят: посмотрите, я ничем от вас не отличаюсь, не замечайте меня, забудьте и не обращайте внимания, просто постою здесь в сторонке. Однако в новичке ощущается скрытая сила и пытливый ум — по крайней мере, такому палец в рот не клади, а кошелек держи при себе да придерживай ладошкой, дабы не случилось чего.
— Рады новеньким! — воскликнул Мирт и едва склонил голову в знак уважения. — Как вас звать-то?
За них ответил капитан:
— Вор и Вырви Глаз.
На миг повисла звенящая тишина.
Хен, с трудом сохраняя каменное выражение лица, переглянулся с ребятами.
От него не ускользнуло, как переменился Лысый — всячески старается не смотреть в сторону новичка с лисьими глазами, делает вид, будто счищает ногтем засыхающее на рубахе пятно грязи и вообще держится обособленно.
Неужели знакомы?
Да быть не может.
— И кто из них кто? — спросил Звон.
— А ты подойди поближе, малец, и узнаешь, — пробасил здоровяк с протезом и с вызовом шагнул к огню. — За этого мелкого я не отвечаю, а вот за себя — вполне. Спуску не даю всякой шелупони, уж поверь. Могу череп расколоть один ударом, руки у меня под это приспособлены, мамаша с папашей, когда нажрались хмельной настойки, уж постарались на славу. И на Ялу-то не смотри, она хоть и симпатичная, но диво как не любит, когда на неё так пялятся. Я вот заводится начинаю, сразу хочется кому-нибудь вломить!
Он возвышается над остальными. На его обветренном, точно выбитом из цельного куска гранита, лице отражается целая гамма эмоций — злость, ненависть, немного высокомерия и щепотка ярости. Видать, не дает этот здоровяк никому спуску. Не так пукнешь — и заедет тебе в челюсть. А потом будешь собираться остатки зубов по всем окрестным холмам.
— На Ялу? — тупо переспросил Звон.
— Он так протез называет, дурень, — едва слышно ответил Мирт, опасаясь как бы новый знакомец не учудил чего.
Однако тот вдруг растянул губы в широкой — от уха до уха — улыбке, блеснув на вечернем солнце рядами желтых, но стройных и здоровых зубов.