Пансион

— Что такое — у меня?! Вы ни у кого не должны подсказывать… вдь, я вамъ объяснялъ, что этимъ вы мало того, что обманываете учителя, но длаете вредъ товарищу, большой вредъ, отучаете его отъ работы и ему, чмъ дальше, тмъ будетъ трудне…

— Да и вы тоже, — обратился онъ къ нмчику опять, — не знаете урока!

На фіалковыхъ глазахъ показались слезы.

— Что-же мн длать? — жалобно пропищалъ нмчикъ. — Вы посмотрите, Александръ Капитонычъ, въ журнал у меня по всмъ предметамъ „пять“ да „четыре“, а у васъ то „двойка“, то „дубъ“!.. всегда вы меня, всегда голодомъ морите!..

— Какъ голодомъ морю? — удивленно воскликнулъ Ивановъ:- какъ?!

— Какъ-же, вдь, за единицу почти вовсе безъ обда оставляютъ.

Ивановъ промычалъ себ что-то подъ носъ, чего инкто не разслышалъ.

— Такъ что-же мн съ вами длать? Не ставить-же пятерки, когда и разобрать невозможно, что вы тамъ такое бурчите! Неужели такъ ужъ трудно приготовить урокъ?!

— Ужасно, ужасно мн трудно изъ исторіи! — еще жалобне пропищалъ нмчикъ. — Учу, учу, и никакъ не могу запомнить!

Ивановъ пожалъ плачами.

— Ну, хоть въ слдующій-то разъ, постарайтесь запомнить, а теперь садитесь.

И нмчикъ, отчаянно слдившій за движеніемъ его правой руки, державшей перо, вдругъ весь такъ и вспыхнулъ, и радость изобразилась на его курносенькомъ личик. Онъ убдился, что Ивановъ не поставилъ ему никакой отмтки.

— Алексевъ, отвчайте вы…

Поднялся рядомъ сидвшій со мною большой, лтъ четырнадцати мальчикъ, съ довольно красивымъ, но блднымъ лицомъ, хилый и вялый. Я уже съ нимъ познакомился и этотъ сосдъ казался мн очень страннымъ, какимъ-то старикомъ.

Какъ-то онъ будетъ отвчать?!..

Алексевъ отвтилъ безъ запинки, не перемняя интонаціи.

— Слово въ слово, по книжк, - съ неудовольствемъ замтилъ Ивановъ, — А, вдь, я вамъ не по книжк разсказывалъ. Вы думаете — пятерка, а нтъ — четверка, да еще и съ минусомъ. Я васъ не зубрить учу, а знать и разсказывать. А вы, вотъ, сегодня вызубрили, а завтра все какъ есть и позабудете!..

Алексевъ слъ на свое мсто, потянулся, звнулъ, съжился и сталъ не мигая смотрть въ одну точку.

„Старикъ, совсмъ, совсмъ, старикъ!“ — подумалъ я про него.

Ивановъ спросилъ еще нсколько учениковъ, а потомъ сталъ разсказывать къ слдующему уроку. Все, что онъ разсказывалъ мн было давно извстно. Я уже прошелъ всю древнюю исторію и началъ среднюю. А все-же я съ большимъ удовольствіемъ слушалъ Иванова, — такъ онъ хорошо и живо разсказывалъ.

Но раздался звонокъ и черезъ нсколько минутъ на каедр очутился самъ Тиммерманъ. Онъ давалъ уроки латинскаго языка во второмъ класс.

Я могъ въ теченіе этого часа предаваться своимъ наблюденіямъ и впечатлніямъ. Я зналъ, что Тиммерманъ будетъ заниматься со мною отдльно латинскимъ языкомъ, пока я не нагоню товарищей.

Посл этого урока появился нмецъ надзиратель. Мальчики выстроились парами и двинулись внизъ въ столовую обдать. Я шелъ въ пар съ Алексевымъ и снова изумился его старости. Онъ такъ медленно передвигалъ ноги.

— Разв у васъ болятъ ноги? — не утерпвъ, спросилъ я.

— Да, болятъ! — равнодушно отвтилъ Алексевъ. — У меня все болитъ.

Я взглянулъ на его блдное, пухлое лицо и почувствовалъ къ нему большую жалость. Но вотъ мы въ столовой. Длинная съ низенькимъ потолкомъ комната, заставленная въ три ряда узенькими, соединенными одинъ съ другимъ столами. Пансіонеры шумно размщаются на скамьяхъ.

— Silence! — пронзительно кричитъ Тиммерманъ, проносясь по столовой и быстро изчезая.

По концамъ столовъ разсаживаются надзиратели. Два грязныхъ лакея разносятъ тарелки съ супомъ.

Я очень проголодался, но съ изумленіемъ смотрлъ вокругъ себя и на-столъ передъ собою. Я никогда не могъ себ представить, что буду сидть за такимъ столомъ и такъ обдать. Грязная, толстая, дырявая скатерть, такія же салфетки. Передо мною въ толстой сроватой тарелк супъ. Я попробовалъ и тотчасъ же оставилъ ложку, — такъ этотъ супъ былъ невкусенъ. Вслдъ за супомъ подали намъ по куску жесткой говядины, облитой какимъ-то желтоватымъ, вязкимъ и дурно пахнувшимъ соусомъ. Я понюхалъ, меня даже стало почти тошнить. Я не притронулся къ тарелк и ждалъ, что будетъ дальше. А дальше былъ розоватаго цвта кисель съ двумя черносливинами. Я вздохнулъ и сталъ сть лежавшій передо мною кусокъ чернаго хлба.

— Вотъ уже вторую недлю хлбъ мышами пахнетъ! — замтилъ кто-то изъ учениковъ, и кусокъ выпалъ у меня изъ рукъ, и я понялъ, что хлбъ дйствительно пахнетъ мышами, хотя и не зналъ до сихъ поръ мышинаго запаха.

— Разв тутъ всегда такой обдъ? — робко спросилъ я своего сосда, Алексева.

— Всегда, а то какъ же? Впрочемъ, нтъ, не всегда, бываетъ гораздо хуже. Какъ-то недавно въ миск со щами нашли цлую мышь. Въ этомъ дом мышей страхъ сколько, такъ Потемкинъ, изъ большого класса, вонъ видите, — тотъ, стриженный, который кричитъ, — онъ взялъ эту мышь за хвостъ и прямо въ лицо бросилъ экономк… Такая исторія была!.. А бы что же… вы совсмъ, не обдали… вдь, голодны будете?

— Я не могу сть такого обда! — грустно сказалъ я.