Панджшерский узник

Развитие атаки было неожиданным для душманов. Они сразу почувствовали серьезность намерений шурави, получили представление о задействованных силах. К тому же 4-я и 5-я мотострелковые роты 2-го батальона стали довольно успешно продвигаться к самому кишлаку Дехмикини. Последовали доклады от командиров подразделений о том, что душманы разбегаются. Усилив напор, удалось довольно быстро блокировать район десантирования. Снова пошли вертолеты огневой поддержки, затем транспортные вертолеты стали высаживать остальные силы двух мотострелковых полков.

Расчет оправдался. Если бы Дериглазов стал ждать ввода всех своих сил в наступление, он бы упустил удобный момент, потерял бы инициативу и потери были бы огромными.

Солнце еще стояло высоко, а десантники уже рвались к самому кишлаку. Грохот стрельбы разносился эхом от одной стороны ущелья до другой, пыль, поднятая разрывами, поднималась высоко в воздух, порой мешая обзору. «Духи» отступали, отстреливались, бросали вооружение. Удар разведроты во фланг обороны, и вскоре последний моджахед покинул кишлак. Дехмикини был захвачен.

Отступавшие душманы стягивались к подножию горы Модабай.

— Там у них должны быть скалы, там много пещер, — говорил по рации Дериглазов командирам подразделений.

Через пару часов командиры батальонов подтвердили наличие пещер, больших складов вооружения, боеприпасов, снаряжения и провизии. Теперь бой шел отдельными очагами. То здесь, то там моджахеды пытались закрепиться, но их сбивали, и они уходили дальше по ущелью. Перед солдатами и офицерами предстали оборудованные базы, большие склады, где были обнаружены несколько горных орудий, крупнокалиберные пулеметы ДШК, а еще много ковров, настеленных прямо на гранит в жилых помещениях. Стало ясно, что не зря душманы так цеплялись за этот район. Дериглазов доложил в штаб армии о находках генералу Дубынину, замещавшему временно командующего.

— Виктор Петрович, это осиное гнездо какое-то. Гора все испещрена пещерами, и все почти использовались.

— Ты смотри там внимательнее, — ответил Дубынин. — Могут оказаться какие-нибудь ходы, не ударили бы тебе потом в спину. Ловушки всякие возможны. Прочеши ущелье хорошенько, чтобы быть уверенным, что «в спину не надует».

Дериглазов осмотрелся и отдал команду:

— Первому батальону прочесать ущелье, разведроте — склоны и гору!

Взводного лейтенанта Букина капитан Воротин уважал, несмотря на то, что тот был молод и неопытен. И было за что.

Лешка Букин после школы тайком от отца поступил в Рязанское десантное. Его отец, генерал-майор Букин, узнал об этом только тогда, когда ему позвонил его давний приятель и сослуживец и поинтересовался, не букинский ли отпрыск примеряет сейчас в казарме «тельник».

Надо отдать должное старому десантнику: Петр Иванович не бросился в училище пугать погонами командование и требовать встречи с курсантом Букиным. Он просто приехал в училище на присягу. А когда торжественная церемония закончилась и новоиспеченные защитники Родины попали в руки восторженных родственников, генерал Букин и объявился перед сыном.

— Что же ты, стервец, от отца скрывал свое решение? — хмуро осведомился он, тем не менее в душе с удовольствием осматривая сына, любуясь, как ладно на его спортивной фигуре сидит новенькая форма.

— Пап, я же тебя знаю, — усмехнулся Лешка. — Ты не удержишься и станешь мне советовать, помогать. Я не говорю, что ты сделал бы так, чтобы я поступил по блату. Ты же патологически честный солдат. Но могли узнать твои друзья и однополчане и стали бы меня проталкивать по-дружески. А я хотел доказать, что могу сам, на общих основаниях, а не как генеральский сынок.

— Кому доказать? — продолжая хмурить кустистые брови, осведомился Петр Иванович.

— Неа, не тебе! — засмеялся сын. — Я себе хотел доказать, что чего-то стою!

Отец смотрел на сына с минуту молча, потом протянул руки и обнял, с силой прижав к своей широкой груди так, что звякнули многочисленные награды на парадном кителе. Было в этом объятии для молодого курсанта, вчерашнего школьника, что-то большее, чем проявление родительских чувств, отеческого тепла. Это было признание старого заслуженного солдата. И больше никто за пять лет учебы ни разу не вспомнил, не высказал вслух того, что курсант Букин — генеральский сынок, что он имеет какие-то поблажки по службе. Просто Лешка всегда и во всем был первым. Или, по крайней мере, старался быть первым. Для него важным было не собственное «я», не личное, а коллективное. И во время марш-бросков в училище Букин никогда не приходил первым, потому что всегда тащил кого-то, кто мог просто упасть, у кого уже не был сил дойти до конца. Он всегда вызывался добровольцем для выполнения сложных заданий, которые, по его мнению, он мог выполнить лучше других. Хотя именно так дело обычно и обстояло. Во многом курсант Букин был лучше других.