Пандора

Потом мистер Эшмол скрещивает ноги, вытягивает их, упирается каблуками в голову тигра и смотрит на Дору в упор. Ей не нравится этот беспардонный взгляд.

– Но ведь, – неторопливо произносит он, словно раскатывая слова на языке, – должна же быть какая-то причина, почему он так настойчиво этим интересовался. Вам не пришло в голову, что внутри там что-то спрятано?

Дору коробит его сардонический тон, но она решает ответить в том же духе.

– Но внутри ничего не было, сэр!

– Вы в этом так уверены?

На миг подумав, что ослышалась, она издает короткий смешок. Теперь Дора рассержена его дерзостью, его спесивостью, его самонадеянной убежденностью в том, что он вправе вообще ее расспрашивать.

– А вам что за дело? – резко спрашивает она.

Его глаза округляются. На мгновение Доре кажется, что он впечатлен ее эмоциональной вспышкой, но потом она замечает взгляд Эдварда: судя по его лицу, он сконфужен, даже пристыжен, и вдруг на нее наваливается невероятная усталость. Не стоило ей опускаться до уровня мистера Эшмола. Совсем не стоило.

– Да, – отвечает она, смягчившись. – Конечно, уверена. Там ничего не было. Я бы заметила, уверяю вас.

– В таком случае, – отзывается друг Эдварда, – это останется тайной навсегда.

Мистер Эшмол поднимает со стоящего рядом с его креслом столика бокал и, улыбаясь, подносит ко рту. Сквозь окна в комнату пробиваются прямые, как прутья, лучи полуденного солнца. Один такой луч падает в бокал мистера Эшмола и, преломляясь сквозь хрусталь, разбрасывает янтарные бриллианты по его подбородку.

Глава 26

– Что с тобой такое?

Не успела затвориться дверь за Дорой, как Эдвард поворачивается к Корнелиусу. Ему стыдно, ему чертовски стыдно за то, что с женщиной, которую он обожает, так холодно и бессердечно обошлись.

– Как ты мог столь грубо вести себя с мисс Блейк?

Корнелиус глубже садится в кресло, с которого он даже не удосужился встать, когда Эдвард повел Дору к двери.

– Я не был груб.

– Был. И ты это знаешь.

– А разве не было грубостью с ее стороны появиться в моем доме без предупреждения? – парирует Корнелиус, доливая себе вина из графина. – Когда в следующий раз увижу Фингла, сделаю ему нагоняй. У него нет права давать мой адрес без разрешения.

– Ты этого не сделаешь, – говорит Эдвард, усаживаясь на стул, где только что сидела Дора. Сиденье еще теплое. И здесь еще витает легкий аромат лилий. – Он любезно поступил, что помог ей найти меня, – очевидно, она нуждалась в моей помощи.

– О, так тебе это льстит!

Эти слова произнесены с усмешкой. Но Эдвард не обращает на них внимания.

Он надеялся, очень надеялся, что подозрения Доры будут развеяны, что прегрешения Иезекии Блейка сведутся лишь к торговле подделками, не более того. Но, похоже, это уже неопровержимый факт. Гоф, думает Эдвард, усмехаясь про себя, будет просто на седьмом небе, когда он ему об этом сообщит. Можно по крайней мере возблагодарить судьбу за то, что для Доры дело приняло столь удачный оборот. И это некоторым образом успокаивает его совесть.

– Не могу выразить, какое для меня облегчение, что леди Латимер купила один из ее эскизов, – признается Эдвард Корнелиусу. – Именно в поддержке и нуждается мисс Блейк. Надеюсь, за этой последуют и новые продажи. И судя по тому, что нам только что рассказала мисс Блейк, ей требуется как можно скорее обезопасить свое будущее, в случае если дядю изобличат. – Эдвард мрачнеет. – Дозволив открыто выставить этот пифос на публике, где его могут узнать, он пошел на смелый шаг. Так сильно рисковать…

– Триста фунтов. Многие пошли бы на такой риск и за меньшую сумму.

Эдвард задумчиво трет большим пальцем подбородок. Если Иезекия будет разоблачен после этого суаре, Дора неминуемо окажется в опасности.

– Я по-прежнему намерен оказать ей помощь, Корнелиус.

– А я по-прежнему не уверен, что она этого заслуживает.

И снова эта его усмешка. Эдвард от негодования цепенеет.

– Я изложил тебе свой план. Дора дала согласие на использование мной ее рисунков пифоса, даже не зная заранее, как и для чего я собираюсь их использовать. – И тут у него внутри все переворачивается, настолько ему стыдно за себя. – Но я твердо решил не упоминать фамилию Блейк. Я не поставлю Дору в неловкое положение, я помогу ей. И, когда передо мной откроются двери Общества, она сможет рисовать для меня. Мы создадим некое партнерство, которое позволит мисс Блейк уйти из магазина и обеспечит ей полную независимость.

Наступает долгое колючее молчание. Потом сухое:

– Понятно.

Эдвард слышит в голосе Корнелиуса недоверие и даже неодобрение. Он бросает на друга умоляющий взгляд.

– Корнелиус, если бы ты был там вместе с нами… Совершенно же очевидно: она понятия не имела, что ее дядя прячет в подвале. Даже не догадывалась!

– И почему ты так в этом уверен?

– Я просто уверен.

– Это не ответ.

Какое-то время Эдвард глядит в камин. К нему вновь возвращаются воспоминания об одиночестве, о гибельном ужасе и о том, как он кричал и кричал без умолку во тьме, которая, казалось, дышала как живая…