Пандора

Большое окно выходит на улицу, из него виден скверик со множеством деревьев, которые, конечно же, выпускают весной целые фейерверки листвы. Дора печально улыбается. Как же тут будет красиво, думает она. Какой же это подарок судьбы – любоваться из окна на мир природы в свободные часы, живя в столь роскошном особняке, как этот. Потом она рассеянно начинает размышлять о том, не относится ли мистер Эшмол к типу светского повесы, и задумывается: как странно, что Эдвард вообще знаком с подобным субъектом, в то время как сам он такой трудолюбивый.

Отворяется дверь. Снова миссис Хау.

– Можете пройти в дом.

Дору проводят через просторный холл, где пол выложен черно-белой плиткой. Дойдя до конца передней, миссис Хау толкает дверь в большую залу – это библиотека, оформленная примерно в том же стиле, что и прихожая, но с чуть большей помпезностью, – тут более дорогая обстановка, мебель, выдержанная в темных переливающихся цветах, и глубокий камин, в котором пылает огонь. К Доре, немало шокированной видом тигровой шкуры на полу, уже спешит Эдвард и, взяв под руку, вводит в залу.

Мистер Эшмол, даже не встав с кресла, молча смотрит на нее. Эдвард выдвигает для Доры стул – этот, к ее удовольствию, обит не шелком, а добротной кожей.

– Прошу меня простить, – обращается Дора к мистеру Эшмолу, умостившись на мягком стуле, – за то, что я вторглась к вам без приглашения, но мне необходимо срочно переговорить с мистером Лоуренсом. – Она бросает взгляд на Эдварда. – Сначала я зашла в переплетную мастерскую, но мистер Фингл заверил меня, что я скорее смогу найти вас здесь.

– Я рад, что вы пришли, – поспешно говорит Эдвард, и, похоже, он и впрямь доволен. Его щеки розовеют, и мистер Эшмол это тоже замечает, задерживает на Эдварде тяжелый взгляд, после чего поворачивается к Доре.

– Мистер Лоуренс много о вас рассказывал, мисс Блейк. Более того, вы в этом доме стали прямо знаменитостью. – У него обволакивающий, густой, словно атласный, голос, в котором, впрочем, проскальзывают нотки неприязни.

– Я… – Дора бросает взгляд на Эдварда, затем вновь смотрит на хозяина особняка. – Он рассказывал обо мне?

– Разве не об этом я только что говорил?

Дора делает вид, что не заметила это ехидное замечание.

– Мне очень приятно с вами познакомиться, сэр, – говорит она, хотя пока что не испытывает от этого знакомства никаких приятных чувств.

Мистер Эшмол разглядывает ее. Потом бросает:

– Миссис Хау!

– Слушаю, сэр?

Дора спохватывается: она не заметила, что экономка так и стоит, застыв в дверях. Украдкой глядит на Эдварда, который коротко улыбается ей, как бы ободряя.

– Не принесете ли нашей гостье бокал вина? – и, вздернув бровь, мистер Эшмол глядит на Дору. – Продавщицы привычны к кларету?

– Корнелиус! – с осуждением в голосе тихо произносит Эдвард.

Мистер Эшмол отвечает невеселым смешком:

– Конечно. Миссис Хау, будьте так любезны.

Экономка делает реверанс. Дверь за ней затворяется. В комнате повисает тишина.

Дора, выдержав краткую паузу, говорит:

– Я снова прошу вас, мистер Эшмол, простить мое вторжение…

– Это не вторжение, – вворачивает Эдвард.

Мистер Эшмол безучастно смотрит на него. Потом поворачивается к ней:

– Что вас привело сюда, мисс Блейк?

Друг Эдварда – совсем не тот, кого она ожидала встретить. Дора представляла себе пожилого благодетеля, седовласого джентльмена с усами, с добродушной улыбкой и, возможно, с тростью. А этот рослый, острый на язык молодой человек с черными, как вороново крыло, волосами кажется ей слишком юным для хозяина переплетной мастерской, слишком юным, чтобы владеть такими деньгами. И, судя по всему, он слишком неприятный тип, чтобы Эдвард с ним дружил. Ведь он, как интуитивно чувствует Дора, – полная противоположность мистеру Лоуренсу.

– Я…

Возвращается миссис Хау, в ее руках – округлый серебряный поднос, на котором стоит красивый бокал из резного хрусталя. Дора берет бокал, благодарит женщину, которая слегка кивает и быстро выходит из комнаты, словно ей не по душе их присутствие.

– Прошу вас, – подавшись вперед, говорит Эдвард и добродушно улыбается. – Продолжайте.

Дора делает глубокий вдох и начинает свой рассказ, обращаясь к Эдварду, а не к мистеру Эшмолу, ибо его пронзительный взгляд так нервирует девушку, что она боится сбиться.

– Я должна рассказать вам, что даме, купившей мое колье, удалось уговорить дядю отдать ей на время пифос.

Эдвард откидывается на спинку стула так резко, что кожаное сиденье под ним скрипит.

– Понятно.

– Я, как вы мне и советовали, сказала ему все, что следовало. И… О, и теперь совершенно ясно, что мой дядя ведет незаконную торговлю, как я и предполагала. – Дора умолкает на секунду. – Вы же понимаете, что это значит. Теперь вы не сможете написать свой доклад, а я не завершу рисунки орнаментов пифоса.

Дора задумывается о том, что так и не успела окончить работу – ей осталось скопировать последнюю сценку! – но она благодарна судьбе уже за то, что смогла выполнить хотя бы часть рисунков. Но Эдвард ничего не отвечает. Его взгляд устремлен на полоски тигровой шкуры, лежащей на полу.