Птица соскакивает на пол клетки и, склонив голову, глядит на нее, а Дора с отвращением разглядывает мусор, по которому топчется Гермес. Сороки те еще барахольщики, она всегда это знала и этим пользовалась. В клетке Гермеса несколько бусинок, что он принес с улицы, ленты и обрывки кружева, которые, похоже, ему нравились. А еще Дора подвесила к крыше клетки зеркальца на ниточках, в них Гермес любит тыкать клювом, явно получая удовольствие от танцующих бликов света. Но в последние две недели, летая по городу, он подобрал массу нового хлама – белые перышки, листья падуба, сосновые шишки, обрывки газет, все это разбросано здесь вперемешку с его испражнениями. Вздыхая, Дора стряхивает с пальцев крошки кекса. У нее сейчас нет времени заниматься чисткой клетки, она думает об Иезекии, копошащемся в подвале, и о том, как побледнело его лицо, когда Дора призналась, что открывала пифос.
Почему же он так странно себя повел? Когда Дора предположила, что дядя незаконно торгует на черном рынке, тот даже бровью не повел, но когда она упомянула пифос…
Испуганная реакция Иезекии – да, думает она теперь, это был испуг – ее просто ошеломила. Дора качает головой, натягивает перчатки. Нужно поговорить с Эдвардом. Он ей все растолкует.
– Веди себя хорошо, Гермес!
Когда она закрывает за собой дверь, сорока в ответ пронзительно стрекочет.
Сначала Дора идет в переплетную мастерскую. Мистер Фингл извиняющимся тоном сообщает ей, что Эдвард ушел сегодня рано и, скорее всего, добавляет старший мастер, многозначительно глядя на нее – хотя она не улавливает намек в его взгляде, – сейчас он у мистера Эшмола. Мистер Фингл дает Доре адреса своего работодателя и квартиры Эдварда, отвешивает поклон и, выпроводив ее на узкую улочку, указывает, как пройти к Бедфорд-сквер.
Дора делает вывод, что в той стороне находится резиденция мистера Эшмола, ибо простой переплетчик едва ли живет в столь аристократическом районе, и решает попытать счастья сначала там. Она идет по незнакомым улицам и поначалу выбирает путь через Ковент-Гарден, где Эдвард вел ее тем утром, когда она пришла к нему просить о помощи. Сейчас, заблудившись в лабиринте улочек, Дора останавливается, пытаясь понять, куда она забрела, и ищет другой маршрут. Когда же она наконец добирается до белого оштукатуренного крыльца величественного особняка Клевендейл (по пути она дважды спрашивала дорогу, сначала у солдата в форме, который осмотрел ее с ног до головы таким взглядом, точно она была куском мяса на вертеле, а потом – у торговки апельсинами, с полумесяцами грязи под ногтями), ее платье липнет к вспотевшей спине, а нижние юбки украшены уличной лондонской слякотью.
Дора расправляет платье, заправляет мокрую прядь волос за ухо и с глубоким вздохом берется за дверную колотушку в виде львиной головы. Она зябко переминается с пятки на носок, сжимает и разжимает пальцы. Наконец дверь отворяется и на пороге появляется женщина с волосами стального цвета, малюсеньким подбородком и весьма крупным носом.
– Уличным торговцам – с черного хода, – сурово бросает она, но, прежде чем женщина захлопывает дверь, Дора успевает сделать шаг вперед.
– Мне очень неловко вас беспокоить, – произносит она, нервничая и запинаясь. – Вы – миссис Эшмол?
Тонкие брови женщины взлетают вверх.
– Я миссис Хау, экономка мистера Эшмола. Вы хотите видеть хозяина?
– Я ищу мистера Лоуренса. Мне сказали, что он может быть здесь.
Миссис Хау окидывает Дору внимательным взглядом, и та представляет, как она выглядит в своем старомодном платье и потрепанном капоре с развевающимися лентами. Горничная. Или, может быть, попрошайка. В общем, никто.
Фыркнув, экономка заводит Дору в маленькую прихожую и просит подождать там, указывая на два стула с мягкими сиденьями, но Дора слишком перепугана, чтобы присесть. Оставаясь у двери и беспокойно шагая взад-вперед, она видит, что стулья обиты – ей даже не надо до них дотрагиваться – шелком. Дорогим узорчатым шелком. Новехоньким.
Дора озирается вокруг.
Прихожая хоть и небольшая, но при этом весьма уютная, миленькая. То, что надо для ожидающих визитеров. На узкой книжной полке – изысканно оформленные фолианты по философии и естественной истории. Есть здесь «Потерянный рай» Мильтона и даже пара романов – Дора узнает «Памелу» Ричардсона и удивляется столь причудливому выбору.
Ее внимание привлекает шкаф палисандрового дерева. В застекленной витрине выстроены в ряд старинные глобусы – от самого маленького до огромного. Их сферы выполнены из разных материалов: от дымчатого стекла до полированного дерева и сияющего мрамора. Она вспоминает глобус Иезекии – наверняка он мечтал бы приобрести такие, ведь они куда изысканнее, и пальцы Доры прямо-таки тянутся к этим глобусам, так хочется раскрутить их один за другим.