Пандора

Она теперь начеку и ступает очень осторожно, опасливо глядя под ноги, с превеликими усилиями стараясь не шуметь. Ее глаза гневно прищуриваются, когда она замечает уродливую железную рыбину Иезекии, лежащую на половицах. Она осторожно подходит к ней и невольно заходится смехом, мысленно себя укоряя. Эта железка на нее не нападет. Но потом Дора присматривается к рыбине повнимательнее и присаживается на корточки.

Кровь. Да, это кровь на остром железном плавнике.

Дора нервно сглатывает слюну и снова выпрямляется во весь рост. Оборачивается к подвалу, устремляет взгляд мимо полок с безделушками. И ее глаза округляются. Такое впечатление, будто что-то вышвырнули из подвального помещения прямо сквозь пол. Половицы обращены в щепы, причем некоторые выдраны прямо сквозь вбитые в балки гвозди. Она подходит ближе. Доски разломаны надвое, с неровными краями, многие сгнили. Дора заглядывает в прореху в полу и, странное дело, видит лишь каменную кладку.

Снизу не доносится ни звука. Подвальные двери распахнуты настежь, а из подземелья струится призрачное сияние.

Она понимает: произошло что-то очень-очень плохое.

Дора заставляет себя пройти через торговый зал к подвальным дверям, потом – снова через силу – кладет ладонь на лестничную балюстраду.

Снизу доносятся новые звуки – и теперь она понимает, что это такое: шуршание разгребаемой земли, звон металла о камень. Набравшись смелости, она ступает на лестницу.

Подвал озарен светом. Это горят свечи. Царственно высится пифос, величественный, как и всегда, но вокруг его днища разбросаны обломки каменной кладки и куски затвердевшей извести, крупные и мелкие, и Дора подпрыгивает, когда очередной обломок вылетает откуда-то из-под лестницы.

Она идет вниз и слышит шумное дыхание, чует зловоние от воспалившейся раны и, дойдя до самой нижней ступеньки, с ужасом смотрит на открывшееся ей зрелище.

Весь пол усеян мусором. У дальней стены подвала лежит на боку Лотти, ее руки и ноги связаны упаковочным канатом. Увидев Дору, Лотти стонет сквозь заткнутый в рот кляп, и отчаянно вращая глазами, призывает ее оглянуться, и Дора оборачивается.

– Боже правый, дядя! Что вы наделали?

Стена за его спиной проломлена в нескольких местах, но еще целехонька, а Иезекия, кое-как балансируя на увечной ноге, стоит посреди огромной груды обломков. В окровавленных руках дядя сжимает кирку. Дора улавливает исходящий от него неприятный запах – джин, догадывается она и понимает, что дядя мертвецки пьян. Парика на нем нет, лицо в грязи, рубашка порвана и почернела. С него в три ручья льет пот, и, поймав его взгляд, Дора видит, что он глядит на нее с нескрываемой дикой ненавистью.

– А, явилась наконец…

Это даже не голос, а мерзкое шипение.

– Иезекия! – Его имя, сорвавшееся у нее с языка, похоже, приводит его в состояние шока.

Подволакивая ногу, он выходит на свет. Его глаза налиты кровью, в них словно вселился дух безумия. Он с трудом поднимает кирку, направляя ее железный язык в лицо Доры.

– Не смей разговаривать со мной так, будто ты мне ровня! – брызжа слюной, выкрикивает он. – Ты пустышка! Такая же, как твоя стерва мамаша! Гляди, что со мной сделала Хелен!

Кирка со свистом рассекает воздух, Дора отшатывается назад, воздевая руки над головой, защищаясь, и тут же осознает, что ей нужно его успокоить, умаслить, чтобы вызнать у него правду.

Если, конечно, он ее прежде не убьет.

– И что же она сделала? Что с вами сделала Хелен?

– Ах, Хелен, – выдыхает Иезекия.

Вдруг смущенно заморгав, он глядит на Дору, точно нашкодивший мальчишка, и опускает кирку. Ее смертоносный язык чиркает по каменному полу.

– Как тебе известно, я первый ее встретил. Я их познакомил! – Он разражается горьким смехом. – Я хотел произвести на нее впечатление! Я осыпал ее подарками. Но в конечном счете она предпочла мне Элайджу и, как и положено такой шлюхе, с готовностью раздвинула перед ним ноги еще прежде, чем они добежали до алтаря.

Ядовитый сарказм в голосе. Дора старается не возмущаться.

– Наверное, вам было обидно.

– Еще как! – И снова у него сконфуженный вид. – Еще как. Почему она так со мной поступила? После всего, что я для нее сделал?

Дора крепится, молит Бога, чтобы он дал ей силы сохранять спокойствие.

– А что вы для нее сделали?

И тут лицо Иезекии становится несчастным, и на какую-то долю секунды Дора замечает тень человека, каким он когда-то был – молодым, беспечным. Даже красивым.

– Это же я восстановил для нее географические и исторические корни ее любимого мифа о Пандоре. Но я не понимал древней истории и не мог совместить разные факты. А Элайджа, тот всегда разбирался в таких делах. И потом… – Он умолкает. Его глаза тускнеют. – Я влюбился в нее. Я любил ее. Но она выбрала его. Можешь себе представить, что я тогда почувствовал? Она же просто меня использовала!

Дора качает головой. Она не может найти подходящих слов.