Пандора

Дора прижимает к груди сумочку, ее переполняет радость: какая увесистая! Она и не ожидала от мистера Клементса такой щедрости, но когда ювелир сам распахнул перед ней двери – а она прибыла к нему в такую рань, что даже ливрейного привратника еще не было, – он излучал восторг и изумление.

– Они купили все, мисс Блейк! Я глазам своим не поверил. Рано утром в понедельник! Вы оставили мне лишь несколько своих изделий, и, когда я их распродал, они смели все, что было у меня на полках! – Он с изумлением смотрит на нее поверх очков. – Вы же делаете новые, не так ли?

Дора заверила его, что делает, и рассказала об очереди новых заказчиков, о том, как леди Латимер предложила ей свое покровительство, и тут мистер Клементс извинился, исчез за портьерой и вскоре вынес сумочку размером со свой кулак, наполненную банкнотами и монетами.

Выйдя из ювелирной мастерской, Дора нащупывает в складках платья карман и помещает в него сумочку. Она идет, слегка клонясь набок под весом сумочки, но не обращает на это внимания: опасение подвергнуться нападению уличных грабителей (хотя вероятность подобного события в столь ранний час весьма мала) заставляет ее быть предельно осмотрительной.

Дора долго обдумывает свои дальнейшие действия. Она замечает пустую скамейку во дворе собора Святого Павла и направляется туда. Скамья мокрая, но она подбирает юбки и усаживается.

Тучи в небе грозят новым ливнем. Какая же несчастная страна, думает Дора, и воображает себе лазурные небеса, теплый средиземноморский бриз, изумрудно-синий океан и покрытые кипарисами горы. Все радости ее детства, безвозвратно утраченные. Дора медленно вынимает черно-белое перышко, спрятанное в рукаве у запястья, и, зажав конец перышка между пальцев, вертит им, печально наблюдая, как перышко переливается на свету, словно у живого Гермеса.

Вы не можете вечно открещиваться от этого!

Дора понимает, что Эдвард прав – ей больше нельзя откладывать решающий разговор. Она поднимается со скамейки и медленно идет в сторону «Эмпориума Блейка».

Она думает о докладе Эдварда. Он дал ей почитать его, когда они лежали в постели, и она складывала прочитанные листы рядом с их голыми ногами. При воспоминании об этом ее щеки вспыхивают.

– Вот видишь, – шептал он, нежно убрав локон с ее шеи. Он прижался губами к обнажившейся нежной коже, отчего у нее побежали мурашки. – Твое имя нигде не указано. И его имя тоже. Я бы никогда не навредил тебе, Дора. Я просто не смог бы. Это было бы все равно что навредить самому себе.

А потом он снова ее поцеловал, и она притянула его к себе.

Глава 46

Очнулся он в кромешной тьме.

Какое знакомое ощущение! Ему-то казалось, что оно осталось в далеком-далеком прошлом, но вот все вернулось. Он думал, что совладал со своим прежним ужасом, с необъяснимым страхом темноты, но этот страх снова пробудился в душе, и Эдварда начинает бить крупная дрожь.

Страх – чувство непостижимое. Он убедил себя в этом после того, как свыкся с кладовой для дров, со всеми ее глухими углами, и вмятинами на стенах, и запахами, и звуками. Пораскинь мозгами, говорит он себе. Ты же не там, не в переплетной мастерской. Это не Кэрроу тебя запер. Ты – здесь.

Но где это «здесь»?

Эдвард поднимает вверх руки и вскрикивает от боли, когда они натыкаются на что-то твердое. Пытается унять объявший его ужас, холодной змеей ползущий по позвоночнику.

Попробуй еще раз.

Он медленно поднимает руку. Рука к чему-то прикасается. Бумага? Или кожа? Когда он поднимает ладонь чуть повыше, пальцы касаются чего-то холодного, прочного. Он вглядывается во тьму, проводит рукой по поверхности. Это… полка? Он снова поднимает руку, нащупывает, как ему кажется, одинаковые предметы, громоздящиеся друг над другом. Да, это полка. Много полок. А дальше что? И словно в ответ на его вопрос, рука утыкается в потолок. Сердце громко колотится в груди.

Он поднимает другую руку, проводит пальцами теперь у себя за спиной. То же самое.

Все то же самое.

Эдвард принюхивается, ощущает едкий запах какого-то механизма, отчетливый маслянистый запах. Он опасливо двигает ногами и слышит, как каблуки царапают металл.

Нет. Не просто металл.

Железо.

Боже мой!

Он заперт в несгораемом шкафу.

Его тотчас охватывает паника, и он кричит, снова и снова, и потом, выбившись из сил, напрягает слух, силясь что-то услышать, но слышит лишь тишину и уже ничего не может понять. Его пульс учащается, Эдварда бросает в холодный пот, он прижимается лбом к твердой железной поверхности перед собой, он старается дышать, но не может, он задыхается, задыхается, задыхается…

Глава 47

Под башмачком хрустит стекло. Дора поднимает ногу и видит на полу осколки. Ее сердце начинает бешено колотиться.