Пандора

– Элайджа считал, что оказывает мне великую милость, позволив управлять лавкой древностей. Это вознаграждение, говорил он, в знак благодарности за то, что я их свел. Как будто я мог быть благодарен ему за то, что он забрал у меня ту единственную, кем я воистину хотел обладать. – Иезекия презрительно смеется. – И все же они меня использовали. Она меня использовала. Мои знания. Но они меня недооценили, Дора! Они понятия не имели, на что я способен. Я мог бы их озолотить, если бы они не были столь слепы.

Злобы, кипящей в его словах, оказалось довольно, чтобы и у Доры развязался язык.

– Зачем вы их убили? – тихо спрашивает она.

Иезекия криво усмехается.

– Им недоставало ни воображения, ни понимания. О, что бы мы могли со всем этим сделать! Мы заработали бы кучу денег, если бы продали это все по моим каналам. – Он смотрит мимо Доры, на пифос, и она понимает, что Иезекия уже утонул в воспоминаниях, снова попал в ловушку своих грез. – Я им рассказал о том, чем занимался в лавке. Какие у меня были продажи! Я считал, что их это обрадует, а они указали мне на дверь. Прогнали! И это после того, как я, именно я нашел место, где была спрятана эта проклятая ваза!

Он качает головой. Позади Доры раздается крик – или это ей только кажется?

– Я спустился к ним в раскоп, пытался привести свои доводы, но они ничего и слышать не захотели, сказали, что, если я попытаюсь хоть пальцем шевельнуть, они сдадут меня властям. Можешь в это поверить? – На потном лице Иезекии появляется недоверчивое выражение. – Свою родную кровь он пригрозил отправить на виселицу! Это стало последней каплей. И я принял решение. Если уж я не могу заполучить эту вазу, так пусть она никому не достанется.

Он снова бросает взгляд на Дору. Теперь в его глазах пылает презрение.

– Было несложно найти слабые места в опорах котлована, он и так-то держался на честном слове. Оползни каждый день. Мы планировали укрепить стенки, но Элайджа и Хелен вечно куда-то торопились. Гамильтон уверял, что раскоп вполне надежно укреплен, что он еще простоит какое-то время, и да, он мог бы простоять дольше… если бы не я! – Его губы кривятся. – Ослабить последнюю стенку, подрубить балку там, балку сям… Я все заранее подготовил. Сильный удар ногой, взмах кувалды – вот и все, что требовалось. Но мне захотелось дать им еще один шанс. Я хотел, чтобы они поняли, из-за чего это происходит. И вот, когда Гамильтон лег спать, я спустился в туннель, зная, что они там вдвоем. Они горячо спорили. Ваза лежала между ними, все еще полузасыпанная землей. Я спрятался. – Глаза Иезекии блестят. – А Хелен знала, знала, что я предприму. Она всегда держала ушки на макушке. Иезекия хочет убить нас обоих, говорила она Элайдже, и что тогда будет с Дорой? Элайджа уговаривал Хелен уехать с раскопа, но она отказалась, аргументируя тем, что не для того, мол, они предприняли все эти усилия, чтобы бросить тут вазу, и тогда… И тогда! Они заговорили о частной коллекции, о сокровищах в Лондоне, вот только не упомянули, где они хранятся. Я видел, как Хелен вынула из кармана листок бумаги. Элайджа попросил ее оставить указания. Для тебя, Дора. Для надежности, с гарантией. Так он выразился. Сокровища! Которые они прятали от меня все это время. И тут я не выдержал. Напал на них. Хелен выхватила нож и… – Иезекия тычет пальцем в шрам на щеке.

С отвращением Дора наблюдает, как он проводит пальцем по всей длине рубца, как тяжело дышит.

– И что потом?

На губах дядюшки возникает невеселая усмешка.

– Я выхватил бумагу из ее рук и убежал. Близился вечер. Мы нанимали местных землекопов, поэтому в котловане в тот момент уже никого не было. Время отдыха. Все спали в своих палатках. Меня никто не видел. Я обрушил стенку, сбив несколько подпорок… Грохот от обвала был неимоверный. Весь котлован засыпало в считаные мгновения.

Они молча смотрят друг на друга. Дора шумно вздыхает.

– А как вы узнали, что записка спрятана в пифосе? Зачем было ее искать после стольких лет?

Иезекия внезапно выпускает из рук кирку, она с лязгом падает на пол, и Дора вздрагивает.