Палиндром

Ну а только стоило ему сложить воедино все обнаруженные предметы – данное Шиллингу время, бумага с печатью и рожки на его голове – то Альцгеймер сразу всё понял. – Это определённо шантаж. – Решил Альцгеймер. – Они дали ему на принятие нужного им решения своё время. И если Шиллинг не примет их предложения, то они направят его супруге Ханне, на чьём иждивении он находится, компрометирующие его документы, указывающие какой он всё-таки козёл. – Альцгеймер немного подумал и для объективности своего расследования решил добавить ещё одну версию. – Или же они угрожают ему тем, что сообщат всем средствам информации о его существующем подкаблучном домашнем положении, где он, из-за своего зависимого положения вынужден мириться с постоянными изменами своей супруги Ханны. А если вы, господин вице-президент, даже не можете управиться со своей распоясавшейся супругой, то о каком вашем политическом будущем может идти речь. – А вот эта мысль Альцгеймеру показалась куда как живее и интересней. Что поделать, любил он такого рода сердечные дела, где без своей интриги скучно.

Между тем самый наблюдательный из всех этих господ, прокурор Мюллер, окромя всего того, что все тут обнаружили и не обнаружили, включая и Альцгеймера, – пририсованный хвост советнику Болтану, кольца на пальцах пана Паника, заплатки на штанах Ролекса и слишком болтливые уши Альцгеймера, – заметил на рисунке наиболее интересную и важную для себя деталь. А именно отсутствие своего изображения там. Что с одной стороны не может не радовать Мюллера, – он вне подозрений той стороны, – но с другой стороны, как на это посмотрят эти господа вокруг, для которых состояние паранойи обычное дело. И им их здравомыслие не указ, когда кто-то, как оказывается, вне подозрений. – Но только не для меня. – Выразит сомнение в таком общем подходе к человеку вне подозрений любой из этих господ.

– А это может вызвать не нужные вопросы. – Подумал Мюллер, окинув взглядом затылки этих господ. – А как появятся вопросы, то жди и всего остального. – Мюллер решает, что на этом надо заканчивать. Но как это сделать, чтобы и это не вызвало всё тех же не нужных вопросов. И тогда Мюллер пускает в ход свою большую, чем у этих господ сообразительность и приметливость.

– Господа! – Мюллер своим громким обращением переводит общее внимание к себе. – Мне кажется, что на этом достаточно. Мы всё, что нужно увидели, – откуда у кого хвост, а у кого уши растут, кто на чём стоит, а кто сидит, – и этого нам хватит для составления общей картины. – Здесь Мюллер бесцеремонно берёт рисунок со стола и на глазах у всех начинает его сворачивать. Когда же рисунок свёрнут, Мюллер, обойдя своим вниманием всех вокруг, останавливает свой взгляд на вице-президенте, и со словами: «Господин вице-президент, спрячьте его понадёжней», – протягивает ему этот свёрток.

И на этот раз Шиллинг даже не раздумывает над тем, взять ему этот свёрток или не взять. Конечно, взять этот ценный документ, который в будущем, при внимательном изучении, ему позволит в нужном свете разглядеть лица своего окружения. Шиллинг, как впрочем, и все вокруг догадался, с чем была связана эта поспешность Мюллера с рисунком. Его содержание было такого деликатного и конфиденциального рода, что изучать его лучше наедине с собой и самыми проверенными людьми. Коих здесь кроме Мюллера не наблюдалось. И наверное поэтому, каждый из здесь находящихся людей пожалел о том, что этот рисунок будет находится в руках Шиллинга, а не в их.

– Кто знает, что там ещё этот Шиллинг увидит. А может и пририсует. – Всё в один взгляд на Шиллинга понял советник Болтан. Ну а Шиллинг, убрав рисунок в ящик своего стола, который он на глазах присутствующих господ закрыл на ключик, а затем демонстративно спрятал его во внутренний карман своего пиджака, со своей стороны увидел, как и в каком свете все вокруг его видят и в частности этот Болтан, как выразитель общего негативного мнения по поводу сохранности этого рисунка в этом хлипком столе.

– Для полного комплекта ещё не хватало, чтобы он спросил меня, а есть ли у меня карандаши. – Подумал Шиллинг, глядя на Болтана, потрясывающего в своём негативе усами. Что наводит Шиллинга на весьма провокационную мысль. И он, протянув руку к столу, где помещались разного рода канцелярские принадлежности, к некоторому потрясению голов советников и конгрессменов, берёт оттуда карандаш. После чего приближает его к себе, изучающее смотрит на его поверхность и, с улыбкой посмотрев на своё окружение, говорит. – Тоже твёрдый.