Падает снег

Накрашена я была, как настоящая Жади из допотопного сериала «Клон», и подведенные длинными черными стрелками большие глаза хищно смотрели на меня из зеркала поверх красной паранджи. Волосы я, естественно, распустила по голым плечам, и длинные кудрявые пряди извивались вдоль спины до самого пояса. Верх от восточного костюма чем-то напоминал обыкновенный бюстгальтер с колоссальным пуш-ап эффектом, и тоже был красный с золотыми камушками. Низ представлял собой специальную юбку – годе – алую с золотыми струящимися вставками, с бесстыдным разрезом до самых бедер, открывающим ногу. На поясе у этой юбки нашиты золотые плоские пуговицы, которые позвякивают при танце. Всегда мне нравилась моя фигура в этом костюме, особенно открытый живот и туго обтянутые бедра. В свете свечей я смотрелась тем более великолепно.

Вошедший в зал Андреев застал меня в полной боевой готовности. Увидев, как я, не двигаясь, стою посреди помещения, на коврах, в позе греческой амфоры, а вокруг меня горят свечи, пахнет восточными благовониями и ненавязчиво играет арабская мелодия, Андреев застыл на месте с таким удивленным видом, какого я еще за ним не наблюдала. Пожалуй, это самое меньшее, чего он ожидал увидеть, вернувшись домой, подумала я с улыбкой, скрытой под паранджой и, медленно извиваясь, двинулась в его сторону. Максим, наблюдая за моим приближением, терялся все больше и шевелил только глазами, еле удерживая рот закрытым. Приблизившись вплотную и взяв его под руку, чтобы отвести на диван, и при этом не переставая танцевать, я отчетливо слышала, как он сглотнул слюну, вытаращив на меня глаза.

Я мягко довела его до дивана и усадила – Андреев двигался так, будто у него отянялись конечности. Поза, в которой он уселся на свой же диван в своей же квартире, напоминала мне скромного семнадцатилетнего ботана, который впервые пришел в гости к девушке. Но смеяться было нельзя, впереди оставалась главная часть – сам танец. Я отошла на пару шагов и стала извиваться, как уж на сковороде, только медленно, возбуждающе, в такт музыке, виляя бедрами почти под носом у зрителя. Зритель, кстати, немного отошел от шока, широко расставил ноги и впился пальцами в обивку дивана от напряжения. Рот его приоткрылся, а завороженный, затуманенный взгляд скользил то по изгибу моей голой талии, то по открытой груди, то по струящимся локонам, то по ноге, порою откровенно показывающейся в высоком разрезе юбки. По глазам Максима было видно, что он прилагает огромные усилия, чтобы дотерпеть до конца. Выдержка сорокалетнего мужчины подходила к своей последней отметке.

Музыка стихла, и я замерла, круто изогнувшись прямо перед Андреевым, как волна. Моя фигура в тот миг могла бы напомнить песочные часы. Максим подорвался, словно пружину отпустили, подхватил за бедра, круто развернулся и уронил на диван, тут же навалившись сверху и глухо при этом рыкнув. Я только и успела за эти две секунды паранджу с лица сорвать. Андреев умело расположился между ног, повел большой ладонью по голой коже от колена к бедру, при этом он мычал и шипел от удовольствия.

– Кажется, на меня напал какой-то уголовник, – я даже в этот момент не выдержала, чтобы не пошутить над ним.

Нагнувшись, чтобы укусить меня за мочку уха, Максим просипел:

– Уголовник жаждет женского тела.

– Совсем оголодал в своей камере.

– Девочка-девочка, а я тебя съем, – пророкотал Андреев перед тем, как совершить нечто уж вовсе неприличное, что даже и описывать стыдно.

В те мгновения мой затуманенный страстью мозг ясно осознавал, что рядом с этим человеком рассеиваются все мои беды, сомнения, неприятности. Максим заслоняет их своей широкой спиной, сам того не замечая. Рядом с ним мне не нужно задавать ненужных вопросов и получать ненужные ответы. Уплывает прошлое, а будущее представляется чистым и прозрачным. Мы можем молчать при встрече, и при этом знать, что чувствует каждый из нас; можем спорить и браниться, но при этом между нами никогда не будет недопонимания; можем быть холодны друг к другу, но при этом чувство, возникшее между нами и крепко нас связавшее, останется неизменным. И самое главное: я вижу и принимаю его без розовых очков, что были всегда спущены мне на нос в отношении Миши.