Падает снег

Я проснулась окончательно, ощутив вибрацию сотового, и стала шарить по своим карманам, выполняя на кровати чудовищные акробатические трюки и почти столкнув Леху на пол. Он громко засопел.

– Да, кто это?.. – отгоняя сон, спросила я. Номер был неизвестный.

На том конце провода молчали, но я слышала дыхание. Почему-то я сразу поняла, что это мужчина. И мужчина непростой. Я напряглась и повторила вопрос. Да быть того не может…

– Здравствуй, – ответили мне виновато.

Оказывается, может!

Я подскочила на кровати, взмахнув руками и ногами. Резонанс получился замечательный. Леха с грохотом свалился на пол, но, кажется, даже сейчас окончательно не проснулся.

– М-миша? – заикаясь, спросила я.

Я все еще не верила. Вещий, воистину вещий сон!

– А, узнала. Значит, голос еще помнишь, – как-то устало сказал Михаил.

– Откуда у тебя мой номер? – сердито нахмурилась я.

Сейчас мне звонит не тот светлый человек, который мне только снился. Сейчас мне звонит гадина, которая впрыснула мне яд и даже не заметила этого. Все это я понимала, но все-таки была очень удивлена.

– Он у меня остался. Я его не удалял.

– Чем могу помочь? – металлическим голосом спросила я. Не к чему было сюсюкаться – надо было бросать трубку в тот же момент и менять номер. Но…

– Так… поговорить, – ответили неопределенно. Да не за этим он звонит, что я, не знаю разве этот его тон?

– Ты мне только что снился, – зачем-то призналась я.

– Я до сих пор тебе снюсь, подумать только…

– Синяк прошел?

– А ты вот мне не снилась, – заговорил он, не обращая внимания на мой вопрос, заданный из простой вежливости. – Ни разу, представляешь. Сколько меня ни мучила совесть, ты мне не снилась. Хотя мне хотелось бы. У меня остались хорошие воспоминания о тебе.

Я вся сжалась от злости.

– А у меня о тебе – только гадостные, – выпалила я.

– Вот как? – Миша будто бы и не удивился.

– Так что ты хотел?

– Узнать, как ты поживаешь. Теперь я просто обязан этим интересоваться. После того, что я узнал в нашу последнюю встречу, – голос его был неузнаваемо мрачен.

– Не надо строить из себя уязвленную совесть. Больше я не поведусь на твои красивые слова.

– Ты торопишься с выводами. За что ты меня ненавидишь? За то, что я не захотел тебя обманывать и сказал все, как есть, когда все прошло?

– Да ты просто меня не любил, – на удивление спокойно сказала я. Из-за кровати в этот миг высунулась Лехина большая растрепанная голова с прищуренными после сна глазами и непонимающим взглядом. Я засмеялась, припоздало решив, что Миша может подумать, будто я совсем помешалась.

– Вера, что там с тобой? – обеспокоенно раздалось в трубке.

– Михаил Николаевич, сделайте одолжение: положите сейчас трубку, удалите мой номер и больше никогда мне не звоните. Слышите меня нормально? Никогда. Мне. Не звоните.

Тепло и ласково распрощавшись, я протянула руку и потрепала Лехины русые волосы. Громов забрался на кровать и закинул на меня ногу, уткнувшись в подушку лицом.

– Кто это был? – спросил он глухо.

– Да так, мудак один, – с улыбкой отмахнулась я. – Есть хочешь? А у меня хорошие новости!

XXVII

. Визит

После Мишиного звонка трудно было не задумываться о нем хотя бы вскользь. И я с неудовольствием начинала отмечать, что совесть моя начинает вытворять какие-то странные и ненужные движения. Вот только этого не хватало – жалеть человека, который причинил тебе столько зла. Но ведь неумышленно же? Неумышленное зло не есть зло! Зла вообще не бывает, это же твои собственные слова! Неужели ты от них откажешься? Но верить ему нельзя. Да, он хороший человек, да, когда-то у нас все было прекрасно, и я, может быть, самой глубокой частичкой души сейчас хотела бы вернуться в те дни, но умом-то я понимаю, что верить ему нельзя, что ничего уже не будет, как прежде (после всего-то, что было!), что пора уже перелистнуть эту страницу. Но что ему нужно? Зачем он позвонил? Зачем сохранил мой номер? Неужели тогда, когда он порвал со мной, он думал, что когда-нибудь мы с ним сможем вновь наладить отношения и остаться друзьями? Немыслимо.

Не сказать, чтобы я мучилась от всех этих мыслей, но было крайне неприятно осознавать, что человек, которого ты выкинул на помойку своей памяти, вновь возвращается, и непонятно – зачем он это делает. Может быть, и правда, ему тяжело сознавать все, что на него навалилось, когда я рассказала ему, как дело обстояло на самом деле. Может быть, тогда он понял, наконец, что сделал мне больно по-настоящему, и подумал, что виновен, что несет передо мной какую-то ответственность. Свежо предание, да верится с трудом.