Падает снег

Вернувшись в комнату только через полчаса, я обнаружила, что Леха все еще спит. Спал он всегда настоящим богатырским сном, нарушить который не мог бы и выстрел из пушки прямо под кроватью. Я наклонилась над ним и посмотрела на ангельское ясное личико, заросшее и расслабленное. Им хотелось любоваться. Сесть прямо тут, положить подбородок на кулачок и любоваться тем, как он видит сны и сладко причмокивает, шевеля губами. Я улыбнулась, понимая, насколько успела привязаться к этому черту.

Леха даже не почувствовал, что я перелезла через него и устроилась на кровати в узкой расщелине между ним и стенкой, на которой висел тот самый старый советский ковер, в узорах которого каждый из моего поколения перед сном находил множество любопытных фигурок. Громов лежал на боку спиной ко мне, и его масштабная спина загораживала мне обзор всей комнаты, кроме потолка. Я тоже легла на бок и нежно погладила его по руке, наполовину засунутой под подушку. Леха спал в позе бегущего, раскинув ноги, погрузив обе руки под подушку, а лицо глубоко утопив в ней. Прикосновения моего он не почувствовал, но это было и не нужно. Это я сделала, чтобы правильно настроиться.

Я где-то слышала, что когда человек находится в состоянии полусна-полудремы, он честно, не задумываясь, отвечает на простые односложные вопросы. Сейчас вот мы это и проверим. Но для начала надо привести испытуемого в нужное состояние.

– Лё-ё-ё-ёш, – позвала я тихонько, прислоняясь к нему. – Лёша-а.

Слабое мычание.

– Ты же спишь, да?

Снова мычание, отдаленно напоминающее «угу».

– Твоя фамилия – Громов?

Та же самая реакция. Отлично! Надо действовать, пока он снова не погрузился в глубокий сон.

– А у тебя есть подруга по имени Вера?

– У-угу…

– А она хорошая? – моему коварству не было предела.

– Да, – ответил он вполне осмысленным голосом, и я успела испугаться, что он просто проснулся и решил провести меня. Но, перегнувшись через его плечо, я увидела, что выражение лица у него осталось тем же. Значит, спит, но говорит во сне. А система работает!

– А Вера красивая? – спросила я, затаив дыхание. Секунда показалась вечностью.

– Да, – ответил он без интонаций. Мне вновь показалось, да нет, я почти убедилась в том, что он действительно проснулся и разыгрывает меня. Поэтому я решила применить тяжелую артиллерию, которая должна была вывести из строя его спокойствие и сорвать весь розыгрыш. Да как он смеет так надо мной шутить?

– А если я сейчас разденусь и помогу раздеться тебе?

Если бы Леха не спал, он бы точно взорвался от хохота, и весь его план бы рухнул. Но Леха помолчал секунды две, обдумывая вопрос своим полусонным сознанием, а потом выдал гениальнейшую фразу:

– Не знаю, я спать хочу.

Давясь от смеха, я закрывала рот руками. Ай да я!

– Лё-ёш?

– М-м-м…

– Ты мне расскажешь, откуда у тебя большие деньги?

– Не-е…

– Это секрет? – я специально задавала наводящие вопросы.

– Угу-у.

– И никто не знает об этом?

– Угу-у.

Леха заворочался, покрепче обхватил подушку, зачмокал. Я поняла, что больше от него ничего не добьюсь, только разбужу, бедного. И вскоре задремала сама.

Миша стоял на углу какого-то здания, из которого я выходила. Ага, да это же вокзал, заметила я про себя. Мне нужно было уходить, я это понимала, поэтому, взглянув на него один раз, отвернулась и стала удаляться. Его образ был окутан слабым нежным сиянием, желто-розовым, теплым, как солнечный свет, бьющий ему в спину – позади него садилось солнце. Мишин образ был таким… таким родным и милым сердцу, что хотелось броситься к нему, развернуться и броситься, снова забыв обо всем, что есть в настоящем, снова все бросив, снова ошибившись.

Я перестала оборачиваться, зная, что он продолжает смотреть мне вслед своими добрыми голубыми глазами, с которыми связано так много счастья в моей жизни; зная, что он беззвучно, но настойчиво зовет меня, просит обернуться хотя бы еще разок. Прежде, чем я поддалась на эти просьбы, я успела отойти уже достаточно далеко. Я одумалась и побежала обратно, к нему, к родному, к дорогому, ведь он ждет, ведь он зовет меня, он хочет ко мне вернуться!.. Но там, где совсем недавно стоял Миша, никого не было. Стояла только коробка на земле, розовая, сияющая добром и тоской. Я нагнулась и открыла ее – в ней были ракушки, крупные бежевые ракушки, и они тоже светились, они были теплые и такие красивые. Сложно подобрать слова, чтобы описать их. Помимо ракушек были и еще какие-то незначительные мелочи, но я не обратила на них внимания. Мне будто кто-то отчетливо сказал, зачем здесь стоит эта коробка: это Миша приносит мне свои извинения и просит не забывать о нем, потому что хочет все вернуть.

Я распахнула глаза, все еще утопая в реальности волшебного и теплого сна. Кажется, из уголка глаза у меня скатилась крошечная слеза.

– Вера, убери свой вибратор из моей кровати… – сонно пробубнил Леха, переворачиваясь на другой бок.

– Иди-ка ты в жопу! – вяло отозвалась я.