Падает снег

Он замер, медленно повернулся всем корпусом и уставился на меня таким взглядом, что захотелось отшатнуться от решетки. Он был в каких-то трех метрах от меня, и стало видно, что руки у него свободны, просто он их так держит. Темные мутные глаза буравили меня, но не прояснялись. Андреев огляделся, сошел с тропинки. Да ведь он удивлен! Значит, Глафира не смогла передать записку?

– Мак, подойди, хороший мой! Ну, что ты? Забыл меня?.. – я чувствовала отчаяние, Максим меня не узнавал…

Словно я подзываю к себе пса, которого со злости ударила, а теперь сожалею, а он виляет хвостом, отворачивается и не подходит, потому что отныне не верит мне.

– Вера, – прошептал он тихо, и тут же его глаза блеснули, а тело бросилось к решетке и врезалось в нее, будто желало разрушить одним ударом. Раздался металлический лязг, но решетка, конечно же, устояла.

– Я, это я, Максим! – приговаривала я, словно успокаивала ребенка. Максим вцепился руками в решетку, а я протянула ладонь и гладила его по лицу. – Похудел как, господи… бедный ты мой…

– Что ты тут делаешь, Вера? – Андреев, наконец-то, пришел в себя; стал хотя бы отчасти прежним Андреевым, к которому я долго привыкала. Я все гладила его торчащие скулы, впалые щеки, поросшие темной щетиной, и сжимала губы от обиды. – Зачем ты здесь?..

– Максим… – намереваясь произнести самое важное, голос мой надломился, – прости меня… Ошибку я сделала вовсе не в тот вечер, когда вернулась к тебе… а утром, когда ушла… Я тогда так сильно в себе запуталась, Максим. Меня прошлое никак не отпускало. Женские чувства – очень трудная штука… Ты помог мне выкарабкаться и возненавидеть мир, в который я мечтала вернуться. Не знаю, поймешь ты меня или нет, простишь или нет, но я только хочу, чтобы ты сейчас понял одно: я с тобою хочу быть, Максим. С тобою.

Он глядел на меня, он слушал меня, а потом схватил мои руки, дернул на себя и как начнет целовать со всех сторон, каждый пальчик, и к лицу прижимать, и тут уж я и сама поняла, что лицо у меня мокрое вовсе не от снега.

– Неужели это правда, Вера? Неужели правда?..

Я бессильно кивала в ответ.

– А ведь я уже и жить не хотел, Вера. Ведь я в тюрьму хотел!

– Знаю, милый, знаю…

Тут он огляделся вокруг.

– Но как ты… как ты узнала, где я, как здесь очутилась именно в тот момент, когда нас выпускают?..

– В газетах написали… Максим, что же ты натворил?..

– Я ничего не помню… Понимаешь, вообще ничего не помню. С момента, как ты ушла, и потом как очнулся в камере… Мутная, злая пустота… Я был вне себя, ведь ты понимаешь, Вера? – он стиснул мои ладони и с надеждой заглянул мне в глаза. – Я не специально этих людей… Клянусь тебе!

– Я знаю, знаю… Тише, не волнуйся так. Я здесь, потому что мне помогают хорошие люди. Мы вытащим тебя.

– Не вытащите… – уверенно заявил он. – Здесь хорошая охрана.

– Я не побег имею в виду. Мы наняли тебе адвоката. Все хорошо будет, она сестра Комова, ты должен ему позвонить, ты слышишь, ты понимаешь, что я говорю, Максим?

– Комов, – рассеянно повторил он, будто впервые слышал эту фамилию. – Комов… Ну да, Комов! Я помню! Что ты сказала?

– Что твой адвокат – сестра Комова. У тебя есть его номер?

– Д-да, конечно. Но у меня нет телефона, у меня все забрали.

– У тебя все еще есть право на один звонок. Ты позвонишь ему? Позвони обязательно. Тебе обязаны позволить.

– Но что мне сказать ему? Мы никогда с ним не были друзьями. К тому же, как он отнесется ко мне теперь…

– Но и врагами не были. Он не такой уж плохой человек, как я думала. Ты все же поговори с ним, пусть он хотя бы будет в курсе, ладно?

– Ладно… А деньги, Вера? – неожиданно спохватился Андреев, и злое его лицо приобрело выражение уязвленности.

– Не беспокойся об этом, я достану. В крайнем случае, мне помогут. Потом вернем, когда все кончится.

– Что это там за покровители у тебя всемогущие? – спросил Андреев с ноткой недовольства.

– Ревнует! – воскликнула я, счастливая и повеселевшая. – Поверить не могу: неужто любишь, неужто простил?!

– Ох, Вера, если б не решетка, я б показал тебе, как я тебя простил… – Андреев вновь поцеловал мои ладони, поднял страшный черный взгляд и пообещал: – съем тебя, как все закончится. Съем, никому не оставлю.

– Угомонитесь, Максим Викторыч. Ты лучше мне скажи: разве не знал, что я тут буду ждать?

– Откуда бы? – удивился он.

– Тебя должны были предупредить! Записка, медсестра?.. не было?

Андреев нахмурился, стал задумчиво водить моей ладонью по своему лицу.

– Кажется, кто-то заходил, что-то мне говорил… что-то принес, но я… Откуда же я знал, Вера? Я ведь на них совсем внимания не обращаю, что мне до них, зачем они мне? Я о тебе одной все это время думал…

– Максим, родной… Расскажи мне, тебя охраняют? Зачем тебя тут держат?

– Меня обследуют. Нужно постановление экспертов о моей вменяемости.

– Ах ты ж мой невменяемый психопат. Ну, нагнись же, дай хоть в щеку себя поцеловать.

– Это уже не шутки, Вера, – сказал он серьезно, но все же нагнулся ко мне, хоть и с недовольным лицом.

Я впилась ему в волосы, притянула поближе к себе и коснулась губами его переносицы.

– Вера, ты помнишь?..