Очень скоро Бен потерял счет преодоленным виткам. Перед утренней службой в капелле у него еще оставалось какое-то время — где-то два с половиной часа, наверное, — а потому он карабкался не слишком поспешно. Устав ползти, Бен приподнял руку, поводил ею по внешней стене в поисках каких-нибудь перил и на мгновение почувствовал, что сейчас свалится назад, в это закручивающееся внизу пространство. Однако его вытянутая в сторону рука нащупала веревку, и, потянув за нее, Бен услышал, как с тихим скрипом отошло от стены множество державших ее железных колец. Ухватившись за веревку, он поднялся на ноги и двинулся дальше.
Внезапно Бен представил, как вся материя этой башни исчезает, а его тело парит в воздухе у всех на виду. Он даже ненадолго остановился, чтобы унять головокружение от постоянного движения по кругу.
А затем веревочные перила внезапно оборвались на последнем вделанном в стену железном кольце, и Бен ступил с лестничной площадки в помещение с карильоном, которое оказалось размером с гараж на две машины и было залито светом, проникающим сквозь узкие вертикальные окна. Сама деревянная конструкция карильона напоминала гигантского богомола, который пытается прикинуться незаметным на фоне ткацкого станка.
Бен прошел к сиденью для музыканта и посмотрел на клавиатуру с деревянными штырями. Теперь, при свете, он мог видеть легкие облачка пара от своего дыхания. Колокола для карильона и для часов были не в этой комнате, и Бен предположил, что находятся они на один-два уровня выше.
Отвернувшись от инструмента, он посмотрел на лестницу с плоскими перекладинами, похожую на приставную, что вела к аркообразному проему высоко в стене, похожему на зев кирпичной печи для пиццы. Бен взялся руками за боковые поручни лестницы и поставил ногу на первую перекладину. Стоило ему перенести свой вес на ступень, как деревянно-металлическая конструкция башни словно вся зашевелилась и начала вибрировать чаще и чаще, грозя обрушиться напрочь. Затем где-то совсем рядом первый молоточек ударил по колоколу, заиграв вестминстерский перезвон. Вокруг Бена загремели колокола, и он покрепче вцепился в лестницу, пока не прозвучали пять мерных ударов.
Когда сердцебиение немного унялось, он полез дальше. Добравшись до проема на самом верху лестницы, Бен бросил взгляд вдоль внутренней части крыши капеллы — со здоровенными деревянными стропилами наверху и темными с изнанки панелями потолка капеллы снизу. С конька кровли где-то в футе над деревянной балкой, держащей потолок капеллы, свисал на стальных тросах легкий трап.
На каждой скошенной панели потолка под трапом имелась прочная рама, куда был вогнан болт с кольцом. Веревка, привязанная к каждому кольцу, тянулась к специальному шкиву под кровлей и, спускаясь, сбоку от трапа крепилась в несколько оборотов к металлической скобе. Когда требовалось почистить люстры, работники из технического персонала открывали эти панели, осторожно, перехватывая, подтягивали к себе цепи, протирали лампочки и кованое железо, после чего так же бережно опускали всё обратно. Надо сказать, в первые двадцать лет существования капеллы люстры приходилось поднимать подобным образом каждый день, чтобы зажечь в них свечи.
Бен опустился на четвереньки и выполз на трап. Это была далеко вытянувшаяся металлическая решетка с выпирающими звеньями, больно впивающимися в ладони и коленные чашечки. Тогда Бен вообразил себя спартанским воином, для которого такая боль — вообще ничто. Он вспомнил об Элис, которая сейчас, должно быть, как раз вставала с кровати, еще совсем сонная и не воспринимающая собственное тело до конца осознанно. На трап он выполз всего на несколько футов, туда, где наверняка бы услышал голос Эстона, — а ректорская кафедра находилась как раз в ближайшем к нему конце капеллы.
Бен отмотал веревку от первой скобы справа и медленно, но уверенно потянул потолочную панель на себя, пытаясь ее открыть. Мгновение она сопротивлялась, но потом отошла с таким громким треском, что Бен испугался, решив, что ее сломал. Однако эхо под крышей вскоре затихло, и он медленно потянул веревку, расширяя проем. Приподняв панель на пару футов, Бен вновь обмотал веревку вокруг скобы. Он согнулся к открывшемуся проему и увидел с высоты пятиэтажного дома ряды сидений, похожие с его места на рельсы детской железной дороги. От такой высоты тело у него напряженно застыло. И все же то, что он увидел, было воистину прекрасно! И если здесь воздвиглась подобная красота, то сила, ее воздвигшая, никак не могла быть абсолютным злом.
Бен даже разглядел кафедру ректора, с которой тот должен был сегодня объявить свое решение. Теперь оставалось только ждать. Бен перевернулся и лег на металлическую решетку, сразу же почувствовав сквозь куртку ее холод, и вытянул руки по бокам. Сквозь шерстяную шапку ощущалась ее рельефная поверхность.