Они были еще немного далековато друг от друга. Когда Джоанна направилась по склону в сторону клуба, Элис пришлось даже крикнуть погромче. Девушка развернулась на звук и, глядя, как Элис наполовину вприпрыжку преодолевает расстояние между ними, не проявила ни малейших признаков узнавания. Одета она была в коричневую флиску, синие обтягивающие вельветовые брюки и темно-коричневые сабо, причем именно на ней все это почему-то выглядело очень элегантно. Хотя Элис и сознавала, что для красивой девушки это довольно грубый выбор.
— Привет, я Элис.
Джоанна кивнула, но Элис не поняла, значило ли это, что та уже знала ее имя. Они вместе пошли дальше к учебному корпусу, и Джоанна так и не поинтересовалась у Элис, что случилось или о чем та хочет с ней поговорить. Джоанна оказалась не такой пепельной блондинкой, как ее помнила Элис, а скорее светло-русой.
— Куда идешь?
— Заниматься ежегодным альманахом.
— А, ясно.
Они шли и шли, и Элис поняла, что должна начать разговор сейчас, чтобы успеть его закончить до того, как они доберутся до учебного корпуса.
— Послушай, — заговорила Элис, — а твоя мама…
— Что?
— М-м… Я слышала — сама не знаю, от кого, — что твоя мама хирург? То есть пластический хирург?
— Да, — ответила Джоанна, продолжая смотреть строго перед собой.
— Значит, ты, наверное, в курсе, чем она занимается? Что именно она делает?
— Ну, сама знаешь. То, что обычно делает пластический хирург.
Элис решила быть понастойчивее.
— Верно, но ведь у них бывает какая-то узкая специализация. Ну, не знаю, восстанавливать там что-то после аварии, или менять форму носа, или еще что-нибудь. Или все пластические хирурги занимаются всем подряд? Извини, я просто очень мало об этом знаю.
— Ну, понятное дело. — Стало ясно, что никто и не ожидал, что Элис должна знать все тонкости этой профессии, а потому извинение ее тут было явно излишним. — Да, она больше занимается восстановительными операциями, исправлением формы носа. Недавно, кажется, восстанавливала кому-то ухо после аварии.
Девушки двинулись вверх по склону, и между деревьями впереди показалась крыша учебного корпуса.
— А она когда-нибудь занималась уменьшением груди?
Джоанна как будто слегка расслабилась, хотя и продолжала глядеть только вперед на дорожку.
— Думаю, да.
— Так, значит…
— …
— Как ты считаешь, могу ли я с ней как-нибудь пообщаться? Ну, например, позвонить ей в клинику?
— Да, конечно. Она, несомненно, могла бы это сделать.
Они продолжали идти рядом, и Элис чувствовала в себе теплую волну облегчения. Но потом она задалась вопросом: а когда, интересно, Джоанна поймет, что у Элис нет номера телефона ее матери?
Они добрались до южного входа в корпус, и Джоанна скинула с плеча сумку, поставила на низкую каменную стенку сбоку лестницы, заглянула внутрь и, перебрав книжки и тетрадки, выудила тоненькую черную телефонную книжку. По-прежнему не глядя на Элис, она полистала странички, потянулась в сумку за ручкой. Потом загнула уголок одной из задних страниц книжечки, оторвала его, аккуратно написала на этом кусочке «212», после чего вручила Элис. Лицо Джоанны казалось ясным и прямодушным, хотя в глазах у нее Элис заметила неприкрытую улыбку.
Элис коротко улыбнулась, опасаясь, что чересчур широкая улыбка может сорвать их договоренность, кивнула, сложила бумажку с телефоном — и тут забеспокоилась, куда ее положить, чтобы не потерялась. Тогда Элис тоже сняла сумку и засунула номерок в наружную часть спирали на толстом блокноте, который она использовала на уроках английского и испанского.
Джоанна между тем развернулась и вошла в учебный корпус. Чувствуя, что в ее сумке теперь лежит секретный клочок бумаги, Элис на всех парах помчалась обратно в общежитие, где на двадцать минут опоздала на встречу с мисс Корбьер.
На большой ужин Элис в тот вечер одевалась, исполненная надежд. На следующий день у нее ожидался тест по испанскому, но к нему она уже успела подготовиться.
Между тем на ужине все вокруг на мгновение дольше обычного задерживали на ней взгляд, а разговоры за столом строились какими-то недомолвками. Как только им позволено было выйти из-за стола, Элис покинула столовую, а когда вернулась к своей комнате, на вывешенной снаружи доске для записей обнаружила послание:
Со всею искренностью преданная тебе мужская половина школы Сент-Джеймс.
Элис тщательно вытерла доску, вошла в свою комнату и, так и не включая свет, бухнулась на кровать…
— Ну, естественно, я задумывалась о том, чтобы уйти отсюда.
Она щелкнула затвором объектива, сделав еще один снимок Бена.
— А почему?
— Ну, как тебе сказать… Наверное, ты не слишком удивишься, если я скажу, что, как мне кажется, большинство людей вокруг пытаются пялиться на мою грудь.
Бен вспыхнул всем лицом от самой шеи и насмешливо фыркнул, но Элис пожала плечами:
— И из-за этого я, как ты понимаешь, —