Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

– Врача? – переспросил отец Сергий, имея в виду старшую дочь Востокова, работавшую вместе с ним, а ему ответил кто-то: «Да, врача», – имея в виду, что убитая – дочь врача. Так отец Сергий и шел домой в полной уверенности, что случилось несчастье с Ниной Александровной Востоковой, и только на своей улице, недалеко от дома, он услышал все от Альбина Альбиновича Здановского, брата Наташиной учительницы немецкого языка.

– Вы знаете, что подружку вашей дочери молнией убило? – спросил Альбин Альбинович.

– Говорят, старшую дочь, врача, – ответил отец Сергий.

– Нет, нет, Надю…

Очень скоро к Наташе прибежали подружки поделиться, обсудить ошеломляющее известие и подумать о том, как им принять участие в похоронах.

Долго и много потом говорили в Пугачеве о смерти Нади Востоковой, а ее подружки с особенной яркостью увидели, как верна старинная поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает».

Вспомнили, что Надя – младшая дочка в семье, балованная, любимая. Старшие дети сводные, только Иван да Надя общие, ну, вот мать и баловала ее, души в ней не чаяла. Доходило до того, что, прежде чем дочке лечь спать, мать ложилась в ее постель, чтобы согреть ее своим телом.

Все для Нади было готово, все ей давалось легко, без забот, и вот – одно мгновение, один удар грома – и ничего нет… «Не надейтесь на князи, на сыны человеческие…» и ни на что земное. Только к Господу нужно обращаться за помощью.

Отец Сергий не делал специальных нравоучений на эту тему; он просто время от времени вставлял свое словечко в общий разговор, и от этого словечка как бы само собою получалось так, что всякий раз, вспоминая о Наде, дети отца Сергия не могли не думать о том, как непрочны, как бессильны все человеческие планы, надежды и расчеты.

Вернувшаяся вскоре домой Соня тоже привезла тяжелые новости. В то время как она жила в Погромном, в Самаре шел судебный процесс над священниками отцом Иосифом Орловым, отцом Николаем Донсковым, отцом Анисимом Пряхиным и над группой верующих, имевших отношение к Авилкину долу. Совершенно искусственно к ним присоединили еще группу хлыстов с их вожаком Кондратием, хотя он не менее чем за год перед тем православной духовной властью был отлучен от Церкви. Самарская газета описывала грязные подробности изуверской деятельности хлыстов и попутно старалась мазнуть этой грязью духовенство. Но это попутно. В основном же им, особенно Пряхину, предъявлялось обвинение в агитации в Авилкином доле. Всех четверых приговорили к расстрелу.

Возвращаясь из Погромного, Соня остановилась на несколько дней в Самаре повидаться с родными, в том числе и с Юлией Гурьевной, гостившей у сына. Ночевала Соня у сестры отца, Надежды Евгеньевны. Утром они еще лежали в постели, когда постучала Юлия Гурьевна. Вид у нее был такой, что Надежда Евгеньевна встревоженно спросила: «Что случилось?»

– Павла Гурьевича приговорили к расстрелу, – тихо и как будто безучастно ответила Юлия Гурьевна.

Глаза Надежды Евгеньевны выразили испуг и страдание.

– Да что вы? Не может быть! – ахнула она и заторопилась: – Садитесь, рассказывайте. Да не расстраивайтесь так, может быть, все еще обойдется.

Тем же тихим, ровным голосом, за которым скрывалась тяжелая мука, Юлия Гурьевна рассказала подробности закончившегося накануне суда. Впрочем, она сама знала очень мало, только внешние факты. Остальное стало известно значительно позже.

Погубили его те же хлысты, которые у них и в соседних селах были известны под именем беседчиков. Они давно враждовали против отца Павла. Большинство духовенства не склонны были считать их сектантами, считали обыкновенными любителями собраться «побеседовать». Многолетние наблюдения привели отца Павла к другим заключениям. Он поделился своими наблюдениями с самарским священником Докукиным, давно интересовавшимся этим вопросом. Вскоре Докукин выпустил книгу, изобличавшую беседчиков, и в особом обращении благодарил отца Павла, который много помог ему. После этого отец Павел, тогда еще довольно молодой, жил в постоянной тревоге. Его дом несколько раз поджигали. Матушка не спала ночей, следя за двором, и все-таки поджоги продолжались. Благодаря бдительности матушки, пожары удавалось быстро замечать и тушить, но один случай чуть не кончился катастрофой. Это случилось ранним утром, когда отец Павел ушел к заутрене, а матушка прилегла, решив, что опасность миновала. Внезапно вспыхнули облитые керосином стены и дверь; матушке пришлось спасаться через окно. При следствии выяснилось, что поджигала кухарка батюшки, дочь которой была беседчицей; даже керосин, которым она пользовалась, она взяла из стоявшей в чулане большой бутыли. Это ее и выдало. Ночевавшая в доме по просьбе матушки старушка, заметила, что накануне бутыль была почти полна, а утром – чуть не наполовину пустая.

После этого пожара семья отца Павла долго жила в каменном здании школы; там пришлось сделать железные двери, так как деревянные тоже поджигали.