Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Вдобавок здесь, в селе, была своя, почти непонятная горожанам, трудность: каковы бы ни были отношения со священником, а на исповедь нужно идти к нему, другого нет. А Сергей Евсеевич не привык отделываться общими мечтами – мол, сердился, осуждал. На исповеди он открыл отцу Владимиру все, что о нем думал, а Беляев без стеснения использовал оружие, которым настоящие священники с большой осторожностью пользовались только в крайних случаях для исправления нераскаянных грешников. Он отлучил своего противника от причастия.

Для такого глубоко верующего человека, как Сергей Евсеевич, не могло быть ничего страшнее. Он несколько раз один и с другими ходил к отцу Владимиру, просил снять отлучение, но Беляев стоял на своем. Он требовал, чтобы Сергей Евсеевич отказался от своих взглядов, изменил свое отношение к нему. Но как отказаться, как изменить? Ведь дело шло не о внешнем только – замолчать, перестать противоречить, а о внутреннем, об изменении взгляда на новые порядки, на нового духовника. А мнение если и менялось, то только к худшему. Не мог же Сергей Евсеевич солгать на исповеди.

Его заступникам, пытавшимся образумить Беляева, тот грозил той же карой. Кончилось тем, что Сергей Евсеевич поехал к епископу.

Вот тут-то отцу Сергию пришлось поволноваться. Епископ Павел вызвал Беляева для объяснений, и для разбора дела назначил авторитетную комиссию, но не отца Сергия, который в какой-то мере являлся здесь заинтересованной стороной, а Моченева и Парадоксова.

Решалась судьба многолетних трудов отца Сергия, но решалась так, что о них даже и не говорилось; стоял вопрос только о ненормально обострившихся отношениях между священником и прихожанами. Батюшки решили дело внешне правильно и беспристрастно. Они указали Беляеву на недопустимость отлучения от причастия из личных счетов. На основании их выводов епископ Павел предложил допустить Сергея Евсеевича до причастия и даже, кажется, разрешил ему в будущем обращаться, как к духовнику, к священнику одного из соседних сел. Но зато ему было строго внушено, чтобы он не вмешивался в то, что является делом совести священника.

Вынося свое решение, батюшки считали, что защищают авторитет священника в приходе, в то же время сознавая, что вот такому Беляеву не создашь авторитета, если он сам его губит. А если бы они знали, сколько вреда принесет в будущем этот Беляев! Не так много времени спустя он самовольно покинет Острую Луку ради лучшего прихода, куда «влезет» без разрешения архиерея. Покинет в такое время, когда заменить его будет некем, и после него церковь закроют.

Этого, конечно, никто не мог знать, хотя и можно было догадываться, что Беляев держится за Острую Луку только за неимением лучшего. Но что было делать? Другого все равно негде было взять, а убрав Беляева, только ускорили бы неизбежное. Даже отец Сергий, как ни глубоко переживал печали родного села, не мог подсказать ничего лучшего.

Приблизительно в это же время отцу Сергию пришлось выдержать еще один бой по поводу брака в неразрешенной степени родства. Жених был уже не юный мальчик, как в Острой Луке, а энергичный мужчина лет под тридцать, задумавший жениться на своей близкой родственнице. Выслушав от отца Сергия, а потом от епископа Павла, что его брак не может разрешить ни архиерей, ни митрополит, он все-таки отправился в Саратов к митрополиту Серафиму[113]. Трудно понять, что там получилось, почему такой законник, как митрополит, решился дать разрешение, но он его дал, и торжествующий жених явился с его резолюцией к отцу Сергию.

Для отца Сергия это было тяжелое испытание. Когда несколько лет тому назад он решал, подчиняться или не подчиняться подозреваемому в обновленчестве архиерею, основной вопрос был в том, является или не является Николай законным епископом; от этого зависело – признавать или не признавать любое его распоряжение, даже самое безобидное. Теперь хуже. Митрополит Серафим, несомненно, был законным; отец Сергий всегда боролся за строжайшее подчинение духовной власти; но вот распоряжение, данное законным епархиальным архиереем, таково, что подчиниться ему невозможно. А чтобы не последовало за отказом запрещение в священнослужении или еще что, этому приказанию придется подчиниться безусловно, иначе бы это обрекло семью на голод.

В резолюции митрополита была одна подробность, на которую непосвященные могли не обратить внимания, но которая, по сути дела, сводила на нет данное разрешение. Давая его, митрополит указал родство на одну степень дальше, чем было в действительности. На это и сослался отец Сергий, отказываясь выполнить распоряжение. В той степени, о которой писал митрополит, он имел право разрешить брак, а в действительно существовавшей мог разрешить только Синод.