Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

После нескольких лет таких волнений жизнь потекла несколько спокойнее, но процессы над духовенством подали хлыстам мысль, как избавиться от ненавистного священника. Подкупленный ими свидетель (на областном суде он не подтвердил своих показаний, а потом сознался, что был подкуплен) дал показания, что отец Павел агитирует против колхозов. Его, как и первую группу, приговорили к высшей мере, но потом заменили десятью годами лагеря. Он погиб в 1938 году.

Глава 26 Свое важное дело

 

– А, Николай Андреевич, заходите, заходите! Давно вас не видел. Что нового?

– Новости, отец Сергий, тревожные, – ответил Роньшин, даже не успев пройти в комнату. – Говорят, Александр Введенский сюда собирается.

– Может быть, попусту болтают? Что ему здесь делать? – усомнился отец Сергий.

– Нет, слухи верные, от людей, которые с Москвой, с тамошними обновленцами связь имеют. Введенский ведь теперь везде разъезжает, особенно, где обновленчеству туго приходится. Старается оправдать свое звание «митрополит-благовестник». Придумают же такое! Вызывает православное духовенство на диспуты, а если оппонентов ему не находится, лекции читает.

Задумались… Помолчали…

– Да-а… – протянул отец Сергий.

– Что?

– Скажешь и «да», коли нечего больше сказать.

Опять посидели молча.

– С Введенским много не наговоришь, – сказал Николай Андреевич. – Он Луначарского побеждал. Один Иларион Верейский его забивал. А мы что?

– Мы что? – встрепенулся отец Сергий. – У нас правда. Почему он Луначарского побеждал, а Илариона победить не мог? Потому что в первом случае он за правду стоял, за Бога, а во втором – за свое обновленчество. Обновленческий обман мы, в случае чего, и простыми словами объяснить можем, хоть не имеем такого красноречия, как Введенский. На правду слов немного нужно.

Опять волнения. Опять молитвы.

Введенский не приехал, зато на смену этим волнениям пришли уже описанные волнения с появлением второго епископа Павла.

Все меньше оставалось духовенства по селам. В первую очередь, конечно, страдали наиболее видные, так что в некоторых округах некого было назначать благочинными. Епископ Павел вынужден был передавать управление этими округами соседним благочинным. На юге викариатства он выбрал протоиерея Устимова из Сухой Вязовки, почти такого же известного, как Парадоксов, и почти такого же старого, а у Моченева объединил даже три ближайших к городу благочиния.

– Уж вы потрудитесь, отец Александр, – сказал ему владыка. – Отца Сергия я не нагружаю, у него свое важное дело.

Этим важным делом была апологетика. Хотя диспуты больше не организовывались, отец Сергий продолжал собирать и обрабатывать попавший в его руки апологетический материал. Особенно упорно работал он над темами происхождения мира, жизни и человека. Материал для этого он собирал по крупицам – запись чьих-то диспутов, статьи из журнала «Антирелигиозник»[114], отдельные книги писателей-атеистов, старых и современных, и критика на эти книги. Сопоставляя высказывания атеистов по интересующему его вопросу, отец Сергий показывал, как путаются и противоречат себе и друг другу атеисты в своих наиболее крайних утверждениях, в то время как общепризнанные выводы вполне можно увязать с различными пониманиями этих вопросов.

Много помогла ему книжечка бывшего преподавателя Самарской семинарии Василия Васильевича Горбунова «Творение или эволюция?». Изданная в 1910 году, эта книжечка была первой попавшей в руки отца Сергия, в которой систематически и убедительно доказывалось, что нет нужды делать тяжелый выбор – «или признать современные выводы естествознания и отвергнуть идею творения, сохранив веру в Библию, заглушить голос разума. Нужно тщательно разобраться в современных выводах естествознания, чтобы решить, какие из них приемлемы для христианства, а какие нет».

В. В. Горбунов доказывал, что развитие мира по Канто-Лапласовской теории происходило в том же порядке, как это указано в библейских днях творения, если, конечно, принять во внимание разницу формулировок и языка ученых XIX века и Моисея, писавшего для кочевников-евреев почти за три с половиной тысячи лет до того[115]. Горбунов в известной степени признавал теорию эволюции, но с серьезными ограничениями. Органическая жизнь не возникла самостоятельно, а сотворена Богом особым актом творения. Впрочем, это такой вопрос, который касается только внутренних убеждений человека, а никак не его научной деятельности. Признать ли естественное происхождение жизни или сотворение как ее, как и мира, Богом, – это не остановит и не продвинет развития естественных наук. «Если такие научные гении и таланты, как Коперник, Кеплер, Ньютон, Фарадей, Максвелл, Ляйелль, Дж. Гершель, Луи Пастер, Ю. Либих, Гельмгольц и другие, были людьми религиозными, то, полагаю, можно не опасаться, что религия может помешать естествознанию», – писал он.