Отсчет пошел

Когда стрелки часов лениво доползли до половины второго, Топорков услышал, как двери Института со стуком распахнулись. Через несколько секунд тревожно замигал индикатор на его телефоне, и Виталий Павлович понял: телефонная линия перерезана. Он знал, что сейчас в здание ворвались привезенные им боевики, уже успевшие облачиться в черные маски с узкими прорезями для глаз. По слабо доносившимся из коридора вскрикам Топорков не без злорадства представил, как теперь в испуге шарахаются, не в силах убежать, и жмутся к стенам все эти инженеришки, которые всегда при общении с ним тщетно старались скрыть под внешней угодливостью свое врожденное презрение к его профессии и к нему лично. А он тоже, в свою очередь, презирал и ненавидел всех этих высоколобых кухонных болтунов, способных только на то, чтобы полушепотом, выпив для храбрости и воровато озираясь, рассказывать вечером тупые политические анекдоты, не забывая при этом днем в общей толпе зычно кричать положенное «ура!». Он их ненавидел, но они его боялись, поскольку он для них олицетворял власть, недоступную и всесильную. И даже сейчас, когда позиции крепко пошатнулись, Топорков свято верил, что настанет день и его покровители из Комитета снова возьмут государство в свои опытные руки, а нет — все равно такие, как он, незаменимы при любом режиме, ведь они берут на себя самую неблагодарную и черную из всех работ, необходимых государству.

Топот тем временем приближался. Агенты, которых он сегодня увидел впервые на очередной встрече у Полковника, оставив часового у входа, ворвались на второй этаж и теперь бежали по длинному коридору, ведущему в третью лабораторию. Он слышал, как кто-то визгливо закричал: «Деньги — внизу, в кассе!» — и усмехнулся глупости этих людей. Можно подумать, кому-нибудь нужны эти гроши, которые теперешнее правительство тратит на оборонку! Да любой из этих агентов наверняка получает столько же, сколько весь их орденоносный Институт. Нет, им нужно было другое. Шаги приблизились, дробно простучали по коридору и снова удалились. Вот сейчас они прорвались к двери лабораторного отсека и набирают код, который он им сообщил. Тяжелая дверь медленно отъезжает в сторону, и они бегут к лаборатории номер три, в которую никто, кроме учетчиков, не заходил уже года три, с тех пор как скопытился Изя Глинберг, бившийся в ней десять лет со своим сверхплотным пластиком.