Отсчет пошел

Автобус остановился у парадного входа Дома пионеров. Под постоянным наблюдением Дениева, строжайше приказавшего относиться к пленным с особым вниманием, невольных пассажиров «Икаруса» отконвоировали внутрь дома. Когда Сон последним заходил в распахнутую дверь, сопровождаемый двумя охранниками, он услышал неподалеку редкие автоматные выстрелы. Оглянувшись, он заметил двух боевиков, упражнявшихся в стрельбе по мишеням. В роли мишеней выступали гипсовые статуи пионерок, в советскую эпоху в изобилии наводнивших городские парки и пионерские лагеря. Судя по бодрой позе расстреливаемой статуи, по замыслу ее изготовителей она должна была призывать молодое поколение быть готовыми к труду и обороне. Что ж, теперь в полном соответствии с этим замыслом она честно служила повышению обороноспособности обитателей Дома пионеров. Больше Сон ничего рассмотреть не успел, так как охранник толкнул его прикладом «калашникова» в спину и хрипло приказал не мешкать. У входа в здание Ира неожиданно споткнулась и сломала каблук, сильно вывихнув при этом ногу. Приставленный боевик растерянно топтался около стонущей девушки, периодически безуспешно пытаясь помочь ей подняться, однако лишь провоцировал жестокие приступы боли. Наконец Дениев, которому надоела эта неожиданная проволочка, легко, как пушинку, поднял «журналистку» на руки и сам без единого слова пронес ее до отведенной пленникам комнаты.

Аслан после завершения операции вытер со лба обильно струящийся пот и отправился к друзьям на стрельбище. Несмотря на достигнутые успехи, ему было до сих пор не по себе от встречи с рыночным ментом, который чуть было не убежал или — страшно подумать! — чуть было не ранил Хозяина, да к тому же из собственного пистолета Аслана! Он чувствовал острую необходимость выпить и размяться.

Когда он подошел к импровизированному стрельбищу, там в самом разгаре было соревнование между двумя лучшими стрелками отряда — Мавлади и Каримом. Они по очереди стреляли одиночными выстрелами по несчастной гипсовой пионерке, затем отступали на один шаг и продолжали соревнование, ожидая, пока соперник наконец-то промахнется. Сейчас они отошли от статуи уже на сотню метров, и, судя по ее состоянию, состязание длилось уже достаточно долго — на носу у статуи появилась выщербинка, благодаря которой пионерка смотрелась как настоящее дитя гор, кусок руки был отколот, и в многочисленных трещинах виднелся ржавый каркас статуи. Соревнующиеся коротко поприветствовали Аслана и продолжили поединок. Казалось, что даже успех операции заботит их меньше, чем выигрыш у соперника.

Наконец Карим, тщательно прицелившись, спустил курок, но пионерка на этот раз не вздрогнула от попадания. По толпе многочисленных болельщиков пронесся сдержанный гул, кое-где радостный, кое-где досадливый; удачливые спорщики, поставившие на Мавлади, принялись с шутками собирать ставки, а проигравший все стоял, впившись взглядом в свой автомат, словно заподозрив его в неожиданном предательстве.

— Но ведь я… я не мог не попасть, — наконец растерянно произнес он.

— Что, бля, не нравится проигрывать? — показал Мавлади в усмешке прокуренные до дыр желтые зубы. Лицо Карима перекосилось от бессильной ярости. — Крутой стрелок опять без промаха попал в воздух, — снова хмыкнул Мавлади, радуясь своей победе и откровенно потешаясь над соперником. — Ну-ка скажи нам, Карим, в какое место бабы ты на этот раз целился?

— Куда надо, туда и целился! — злобно выкрикнул Карим и под дружный хохот террористов разрядил в пионерку весь остаток автоматного рожка, окончательно раздробив статую на части. Бросив рожок на землю, он сплюнул в сторону и смачно выматерился.

— Тоже мне герой! — издевательски хохотнул Мавлади. — Только и можешь, что с гипсовыми бабами управляться. Да и стрелок из тебя немногим получше, чем из нее. Надо было тебе в российскую армию зенитчиком идти — они там как раз только тем и занимаются, что из своих «шилок» по воздуху стреляют.