Я лежала и гладила крылья бабочки. А она не улетала.
Умереть, оказывается, не страшно.
Это просто очень-очень одиноко.
А потом вдруг появилась большая черная тень и накрыла меня.
И забрала меня в себя.
Вот.
Теперь я всегда буду чистить зубы, без напоминания. И маме даже не надо будет рассказывать мне сказку про кариозных монстров, которую ей когда-то рассказывал прадедушка – а ее дедушка – Виталий.
Потому что, если не почистишь зубы, во рту будет очень-очень плохо пахнуть.
Я предложила папе почистить динозавтру зубы, предложила, что я сама это сделаю. Папа задумчиво посмотрел на меня и махнул рукой. Я так и не поняла, что это значило, – да или нет.
Наверное, все-таки да.
Ведь обычно «нет» папа говорит четко и даже объясняет, почему нет.
А тут просто махнул.
Наверное, это «да». Только он не знает, как это сделать.
А я знаю. Надо попросить динозавтра лечь на живот и открыть рот. А потом зайти туда и почистить тряпочкой или даже щеткой. И можно еще между зубами поковырять чем-то острым, вдруг там остатки пищи попали. Динозавтр же не может сам этого сделать, как они не понимают, у него же лапки совсем коротенькие.
Только, наверное, они сами боятся это сделать. Думают, что динозавтр их съест, или просто закроет рот и не выпустит. Ну и глупо. Когда динозавтр закрывает рот, он перестает дышать. А, как и все, долго не дышать он не может. Когда долго не дышишь, очень больно в груди и перед глазами черные точки. Динозавтр умный, он так просто так делать не будет. Только в особых… как говорит дядя Андрей… экст… экстер… экстранных случаях, вот.
Но я это сама сделаю. Мне-то не страшно. И даже привычно.
Вот только надо подождать, когда нога перестанет болеть.
Когда болеешь, вокруг тебя все ходят, ухаживают и дарят что-то интересное. Вот Жорпетрович подарил мне настоящий диктофон. Откуда он у него здесь – не знаю, он сделал таинственное лицо и сказал: «Раньше и за это медали давали». А потом рассмеялся и отдал мне его. Навсегда.
Я теперь в шпиона играю.
Хотите послушать?
Вот смотрите, что я вчера записала.
«– …Паш, а может, вообще ничего не говорить?
– Марине я точно ничего не скажу. И ты, надеюсь, тоже.
– Ну а Сашка-то расскажет… ей-то ты не запретишь.
– Если Сашка расскажет, то уже будем решать по ходу действия. Надеюсь, что у нее куча других впечатлений перебьет этот… эксцесс.
– Ты решил называть это эксцессом?
– А как еще это назвать? Как это назвать, чтобы было верно?
– Ладно, Пашк, ты прав.
– Да и вообще об этом лучше лишний раз не упоминать.
– Решил все-все держать в секрете?
– Видишь ли, Андрей… я смогу объяснить, почему на станции ребенок. И показать разрешение. Я смогу объяснить, откуда у меня на станции тираннозавр. И тоже показать разрешение. Я смогу пожаловаться на то, что трудно уследить за детьми и тираннозаврами… да все, что угодно… даже то, что тираннозавр мутировал, мутировал странно, невозможно, удивительно, каким-то непонятным образом сумев не только выжить на поверхности Марса, но и научившись создавать у себя в пасти кислородный пузырь! И даже придумаю дичайшую версию, зачем ему этот кислородный пузырь! И даже попробую что-то предположить по поводу того, почему эта мутация проявилась так внезапно и сиюминутно, словно он внезапно захотел ее!
– Но…
– Но я никогда, никому и в первую очередь самому себе не смогу объяснить лишь одного… Лишь одного, Андрей…
– Чего же?
– Почему дружба принимает подчас такие странные формы?»
Это папа и дядя Андрей.
Но я ничегошеньки не понимаю.
Если вы поймете, о чем это они, расскажите мне, пожалуйста. Ну, или напишите.
Марс, Купол 113, Саше.
Мне обязательно передадут.
И мы с динозавтром прочитаем.
12
…чтобы конец всего стал, новым началом
Преклони небесные весы, на одной чаше которых покоятся Овен, Телец, Рак, Скорпион и Козерог, а на другой Близнецы, Стрелец, Водолей, Рыбы и Дева. Сделай так, чтобы Золотой Лев прыгнул на грудь Девы, и чаши весов возвратились на прежнее место. Не без этого двенадцать небесных знаков противостанут Плеядам, и все цвета мироздания достигнут совершенства, и осуществится тот союз и соитие, при котором великое есть в малом, а малое в великом.
♂ Поезд Ольги
«Бес сомнения водит напрасно Тонкой лапкой по шее моей. Обернется ли шелковым галстуком Иль веревкой, что было б верней?»