Отражение тайны

Если я сейчас постучу, то бабочка испугается и улетит, так? Так. А как я тогда потом докажу, что я видела именно бабочку? Что я ее не придумала? Вот. Никак.

Я осторожно отошла от окна. Бабочка продолжала шевелить крылышками, но делала это все медленнее и медленнее, словно вот-вот заснет.

Можно было, конечно, позвать взрослых, например, папу. Но пока они спросят, зачем, пока поверят, пока придут… бабочка и улететь может. И они мне тогда не поверят и обидятся, что я их просто так вызвала. Еще подумают, что мне скучно, и я так с ними поиграть захотела.

Нет.

Мне надо самой поймать бабочку и показать ее им. Тогда и верить мне не надо будет, – вот же она, всамделишная марсианская бабочка! А если она улетит… что ж… тогда об этом буду знать только я. Но зато никто не будет мне не верить и смеяться.

Я быстро-быстро сбегала в свою комнату и надела костюм для улицы. Вообще папа строго-настрого запретил мне выходить одной, сказал, что нам тогда сильно от мамы попадет. Но, думаю, что когда мама узнает про бабочку, она ругаться не будет.

Главное было не встретить никого по дороге. А то обязательно стали бы спрашивать, – куда я иду, да еще в таком костюме. А потом взяли бы за руку и привели к папе. И никакой бабочки, вот.

Но никого не было. Это и понятно. Все или в лаборатории, или на улице работают, по коридорам никто ходить не любит. Потому что коридоры скучные. Ни окон, ни интересных кнопочек, только несколько лампочек, и все.

Чтобы выйти на улицу, нужно нажать три кнопочки и потянуть за рычаг. Папа смеется, что это специально для того, чтобы маленькие девочки одни не гуляли. Но он-то не знает, что можно не тянуть, а просто вот так вот упереться и повиснуть. И тогда дверь откроется. Но, честно говоря, я сама об этом только что узнала.

И знаете что?

Бабочка ждала меня у выхода на улицу!

И это была именно та самая бабочка, которая сидела на окне! Что я, бабочек не могу различить, что ли?

Она сидела на красном песке, – это не настоящий песок, больше похоже на пыль, как из прадедушкиного старого ковра, но тут все называют это «песок», – и продолжала складывать и расправлять крылышки.

А потом вдруг взяла и взлетела.

Пролетела немного и снова села.

Я сделала несколько шагов к ней.

Она сделала вид, что меня не видит.

Но как только мне оставался до нее еще один шаг, она – оп! – и взлетела.

Да, я поняла! Бабочка со мной играет! Она играет в догонялки! Ну что ж… во дворе я лучше всех играла в них. Никто от меня не уходил. А уж тем более – какая-то бабочка.

Мы играли с бабочкой долго. И вы не подумайте, я смотрела, куда она летит. Если бы она улетела далеко от купола, я бы никуда не побежала за ней. Я же все-таки понимаю, когда совсем-совсем что-то не надо делать.

А потом мы забежали за маленький холмик, и вдруг…

…самое больное – когда ударяешься локтем, знаете, когда такие мурашки еще потом по нему бегают? – и еще когда подворачиваешь ногу.

Честно-честно, я аккуратно бежала. Не смотрела, конечно, под ноги, – как туда смотреть, когда перед тобой настоящая марсианская бабочка? – но ставила их очень аккуратно.

И вдруг бах! и в ноге очень-очень больно, и я лежу на земле, то есть на марсе… лежу, в общем. Хорошо, что тут падать не так жестко, как дома, папа рассказывал, что это потому, что тут что-то с силой и тяжестью другое. Но в ноге больно, как и везде. Очень-очень.

А еще и встать нельзя никак. И из-за холма меня не видно, вот.

И ползти не получается, потому что как только шевельнешь ногу, так сразу будто тебя кто-то кусает по ней, аж до спины. И в глазах сразу слезы появляются. Вот.

А еще папа говорил мне, что в этих костюмах воздуха на совсем небольшое время. И когда его мало, то загорается красная лампочка. И это тоже вот.

Знаете, когда лежишь на красном песке, не сразу видишь, что красная лампочка уже давным-давно горит.

Бабочка сидела около меня и шевелила крылышками. Я протянула руку.

Бабочка вздрогнула и не улетела.

Я коснулась ее крылышек.

Я никогда не трогала бабочек. Дома мама запрещала мне это делать, говорила, что я обобью пыльцу с них, и бабочка никогда не сможет летать. Наверное, она права. Я видела, как девчонки пытались поймать бабочек. Крылышки потом становились помятыми, в каких-то серых пятнах, и бабочки не могли взлететь. А потом их ловили мальчишки и отрывали им крылья. Зачем? Почему мальчишки пытаются всегда все сломать? Я спрашивала у папы, и папа ответил, что это называется не сломать, а «посмотреть, что внутри», «исследовать»… но ведь если что-то потом не работает, то это и называется «сломать».

Я очень боялась, что могу сломать эту бабочку.

Но знаете… Она была другая. Она была не такая, как на Земле. Теперь я поняла это совершенно точно.

Крылышки.

У нее были другие крылышки.

Эти крылышки мама разрешила бы трогать. И эти крылышки очень-очень захотели бы оторвать мальчишки. Зато их точно бы не повредили девчонки.

Они были… не могу объяснить… как листы в моем любимом альбоме для рисования. Они вроде и мягкие, – и порвать очень сложно. Вот потрогаешь их вот так – жесткие, как железо, а вот эдак – мягкие, как ткань у маминого выходного платья.