Отражение

К счастью, ей хватило выдержки не вскрикнуть, и они не привлекли внимания окружающих. Хотя полицейские, стоящие у входа на станцию, прищурились на них: взрослый мужчина, хватающий за руку молоденькую девушку, вызвал у стражей порядка понятное подозрение. Но разглядев несуразного Обузу, они отвернулись, решив, что на их глазах разворачивается очередное действие вечного спектакля «Отцы и дети».

— Извините, что так неловко, — пробормотал Виссарион, убирая руку и пряча её в карман. — Мы не знакомы, но уже несколько дней добираемся до Москвы на одном автобусе. На Раннем Автобусе, если вы понимаете, о чём я…

— Вы сидите позади всех, — припомнила Галя.

— Вы меня заметили? Спасибо, — Обуза по-детски улыбнулся. — Это не всегда случается. Обычно на меня не обращают внимания… Особенно красивые девушки…

— Что вам нужно? — Галя демонстративно посмотрела на часы. — Я тороплюсь.

— Да, да… — Виссарион засмущался. — Мне… Мне — ничего, я хотел попросить вас… — И резко выдохнул: — Не верьте Бергеру.

— Что?

— Бергер вас убьёт.

Сказал и понял, что сглупил: она слишком доверяет Генриху, чтобы бросать обвинения без предварительно подготовки. Не поверит… Но что сделано, то сделано.

— Не трогайте меня, — прошипела Галя.

— Послушайте…

— Что слушать? Генрих — известный художник, что он мне сделает? Зачем ему меня убивать? А вы… Вы ко мне больше не подходите!

Девушка повернулась и, едва сдерживая слёзы, бросилась прочь. Подальше от этого странного, лопоухого верзилы, чьи нелепые слова оживили её потаённые страхи и сомнения. Зачем он подошёл? Для чего? Она ведь только-только приняла окончательное решение. Она обязательно поедет сегодня к Генриху…

Хотела поехать…

Мечтала…

Она…

Проклятый верзила всё испортил!

Галя резко остановилась, вытерла слёзы, достала телефон и набрала номер Бергера. А когда художник ответил, торопливо заговорила:

— Генрих, вы помните ушастого, который всё время садится позади нас?

* * *

Впервые за долгое время Бергером овладело отличное настроение.

Хотя… В какой-то момент набежало облачко: когда художник неожиданно сообразил, что именно в тот день, когда разбился Валера, он сделал первые эскизы «Спящих подснежников». Открытие настолько поразило Генриха, что он едва не испортил разговор, но, к счастью, сумел взять себя в руки.

И с тех пор им владело отличное настроение.

Улучшаться оно стало ещё вчера, когда Галя согласилась на фотосессию, а пика достигло сегодня, после прозвучавшего: «Я приеду». Разумеется, обрадовался Генрих не тому, что юная пигалица наконец-то поддалась на уговоры, нет! Её согласие означало завершение долгой работы, выход из творческого тупика и самое главное — благосклонность грозного дьяка-меченосца.

Вот почему Бергер добрался до машины, бурча под нос весёлую песенку, а расположившись на диванчике, с наслаждением раскурил сигару. Всё шло как надо, как ему хотелось, и неожиданный телефонный звонок Генрих поначалу воспринял с радостью, решив, что девушка уже отпросилась и готова ехать в студию, но всё оказалось не так радужно.

— Генрих, вы помните того ушастого, который всё время садится позади нас?

Срывающийся голос отчётливо показывал, что девушка расстроена и, возможно, боится.

— Какого ушастого? — растерялся Бергер.

— Нашего утреннего попутчика… Одного из них… Длинного.

— Обуза? — уточнил художник. И облегчённо рассмеялся: — Он безвреден.

— В смысле?

— Не бойся его, Обуза сам всех боится. Он совершенно мирный и нелепый парень. Много читает, поэтому производит впечатление идиота.

У Гали стало легче на сердце. Она услышала определение «безвреден», успокоилась и даже подумала, что не следует продолжать рассказ, но потом вспомнила, что именно говорил ушастый, и вновь помрачнела. Ведь Обуза не угрожал ей, а предупреждал об угрозе.

— Он ко мне подошёл.

— И что сказал?

— Что вы… — И всё-таки девушка не рискнула сказать правду. Не смогла повторить слова ушастого об убийстве и промямлила: — Он сказал, что вы опасный человек.

Бергер, в свою очередь, догадался, что услышал мягкую версию, пыхнул сигарой и спокойно произнёс:

— Как я только что сказал, Обуза немного сумасшедший.

— Я так и подумала.

— Надеюсь, наши планы не изменились?

Девушка поняла, что судьба даёт ей последний шанс на расставание с художником, на мгновение замолчала, закусила губу, но потом решительно покачала головой:

— Я схожу на одну пару, потом отпрошусь, возьму на работе отгул и — если всё пройдёт хорошо — позвоню вам.

— Договорились.

Бергер отключил телефон, пыхнул ещё несколько раз, уронил пепел на пол и выругался.

«Обуза! Какого чёрта ты лезешь не в своё дело? Что тебе надо? Пожалел девчонку? А кто тебе разрешал её жалеть?»

Кулаки непроизвольно сжались. Бергер скрипнул зубами, представляя, как в кровь избивает длинного книжного червя, как топчет его ногами, с наслаждением слыша болезненные вопли и мольбы о пощаде, как…

Тряхнул головой, избавляясь от жестокого видения, пыхнул сигарой ещё несколько раз, продумывая план действий, а затем вновь взялся за телефон.