Миф о том, что самопожертвование – высшая форма любви
Жертва – еще один аспект понятия долга. Если я делаю что-то из чувства долга или страха вины, я хочу получить что-то взамен – например, чувство удовлетворения, которое приносит исполнение долга. С помощью жертвы я хочу быть признанным за свою преданность – или по крайне мере получить ответную преданность. Я хочу избежать чувства вины. Я могу даже ожидать, что вы дадите мне что-то взамен в буквальном смысле, – ведь я сделал для вас так много. Однако все это значит, что речь не о жертве, а о сделке.
КОГДА Я ДЕЛАЮ ЧТО-ТО С ПОЗИЦИИ ЛЮБВИ, Я НЕ ЖДУ НИЧЕГО ВЗАМЕН И НИЧЕМ НЕ ЖЕРТВУЮ – К ЭТОМУ ПОБУЖДАЕТ МЕНЯ МОЯ ИСТИННАЯ НАТУРА.
Таким образом, сама идея жертвы – это миф. В любви невозможен торг, а торг – это не жертва. Только любовь – то есть искренняя страсть и сострадание – по-настоящему щедра.
Искренняя страсть как бы говорит: «Я действительно хочу сделать это, не могу дождаться, когда сделаю, это будет так здорово, я так давно этого хотел!» Искреннее сострадание звучит так: «Ты так важен для меня, что у меня само по себе возникает желание сделать что-то для тебя, подарить тебе свою заботу». А мифическая жертва сообщает: «Я не хочу это делать, я это просто ненавижу, но я вынужден, потому что другим это нужно. Поэтому я сделаю это – чтобы не чувствовать вины потом». Качественная разница между страстью, состраданием и этой претензией на жертвенность совершенно очевидна, если хотя бы немного присмотреться.
Проблема в том, что для большинства хороших людей искренние страсть и сострадание просто невозможны, поскольку эти люди слишком погружены в деятельность с позиции долга, жертвенности и преданности – то есть того, что обусловлено чувством вины. Но страсть и сострадание рождаются в самом сердце истинного «Я», и этого достаточно, чтобы побудить нас к верным поступкам.
Глава 16
Я должен любить безусловно
«Я не должна этого чувствовать, я знаю, но иногда я его просто боюсь». «Ужасно некрасиво так думать, но я подозреваю, что она занимается чем-то незаконным». «Я должен просто быть приятным человеком». «Я должен выдать ему кредит доверия». Так говорят хорошие люди, с которыми я работаю, снова и снова пытаясь быть хорошими, а не настоящими.
Мы не должны плохо думать о других людях, это неприлично. Определенно мы не должны устанавливать адекватные границы: это не очень дружелюбно. Мы должны любить и привечать всех в своей жизни, правильно? Мы должны быть добрыми и со всеми делиться, так? Поэтому, конечно, если мне показалось, что Джим лжет, плохо думать об этом и корректировать свои действия исходя из этого. И конечно, я позволю вам войти в мой дом, даже если мне это не очень приятно. Естественно, даже если вы чем-то настораживаете меня, я выдам вам кредит доверия и позволю остаться. Я чувствую себя такой виноватой из-за вашего бедственного финансового положения, что просто дам вам денег и смогу больше не беспокоиться, что бросила вас в беде.
Таким образом мы лжем себе, обманываем себя и других, отрицая реальность. Это сделки, которые мы заключаем, чтобы позволить себе игнорировать свою интуицию и даже оказывать другим невыгодные для самих себя услуги, – и при этом убеждаем себя, что именно это и значит – любить безусловно.
Любовь не знает слова «должен»
Независимо от того, какую веру исповедует человек и исповедует ли вообще, он склонен соглашаться с одним из определений любви, которое цитируют во всем мире чаще других. Поскольку понятие любви кажется таким близким к духовности, многие нерелигиозные люди обращаются к следующим словам как к самому понятному определению любви, известному человечеству:
«Любовь долготерпит, милосердствует и не завидует; любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»[6]
Однако мы часто ошибаемся в интерпретациях этого высказывания: кажется, что оно подразумевает, что мы