Открывается внутрь

Жену эту Тоня редко видит снаружи дома. Иногда только. Потому что жена соседа работает дома или вовсе не работает, а по своим делам ездит днем. Но иногда Тоня видит, как жена соседа в своих лосинах, мокасинах и темных очках вылезает из субару и, размахивая сумкой и мелированными прядями, шагает к подъезду. Тоня про себя называет ее Комариха. Комариха значительно моложе соседа. Тоня знает, что соседу под полтос, хотя выглядит он классно. А жене его и сорока еще нет. Да не только сорока, но и чувства юмора нет. Совсем. Как это он с ней живет?

* * *

Но вот наступает какая-то очередная зима, и жизнь Тони вдруг кардинальным образом меняется. Такого с ней не было никогда. Точнее, лет с тринадцати, когда Тоня порезала себе вены. Но тогда были веские причины и поводы, а теперь поводов нет, причины неясны, а состояние точно такое же, как тогда, при Советском еще союзе.

Чувство юмора, не покидавшее Тоню сорок лет подряд, вдруг совершенно пропадает, а на его место приходят ужас, страх, тоска и черная кручина. Вот чего боится Тоня: ей представляется, что все люди на Земле вымерли и в пустом черном космосе крутится голый маленький шарик. Согласитесь, это действительно неприятная фантазия. А если она так и лезет в голову, и ничем ее оттуда не выгнать? И даже запить ее не получается, потому что только хуже.

И так бы Тоня и погибла от этих мрачных химер, если бы не сосед по этажу.

Дело было так: ночью Тоня, обдумывая всякие ужасы, вышла покурить на балкон рядом с лифтом. Она, конечно, могла бы покурить и в квартире, но так как ей все время хотелось совершить самоубийство, то она любила приходить на тот бетонный балкон и заглядывать вниз, борясь с желанием туда прыгнуть. Желание постепенно крепло, а борьба ослабевала. Вот и в ту ночь Тоня тоже пошла покурить на балкон, и, глядя на красные огоньки высоток вдалеке, крутила в голове свою чорную пластинку.

Но на тот же балкон, в ту же ночь, по неизвестным нам причинам вышел покурить и сосед. Он вышел даже раньше Тони, и Тоня его там, на балконе, нашла.

– Че, как? – спросил сосед.

До той ночи разговоры всегда, без исключения, начинала Тоня. Поэтому соседское че-как однозначно звучало как выражение участия и понимания.

– О-о-ох, – поежилась Тоня и опасливо встала на пороге балкона.

– А-а, – сказал сосед и предложил Тоне закурить.

Они курили.

– Скажите, – сказала Тоня. – Вам не кажется, что скоро конец света?

– Неа, – сказал сосед. – Маловероятно. Будет, конечно, но не прямо сейчас.

– А вы точно знаете? – затаилась Тоня.

– Да тут и без конца света сплошная чума, – сказал сосед.

Вот какие слова он сказал Тоне. На минуту, на секундочку, но они ее согрели.

– Вы заходите, – сказал сосед. – Чаю выпьем на кухне.

– А жена? – спросила Тоня.

– Спит, – сказал сосед.

* * *

Они вошли в их сверкающую кухню, полную разных гаджетов и приспособлений, и Тоня тихонечко села с краешку на табурет. Сосед молча, степенно курил в форточку. В свете ночника (верхний свет они не включали) серебрились его волосы, черная седеющая щетка надо лбом. Тоня разглядела и якорь на мускулистой руке.

– Во флоте служили? – спросила Тоня.

– М-гм, – сказал сосед. – Практиковался. Семь месяцев плавали – никакой морской болезни. Все переболели, а я нет. А когда у всех прошла, у меня началась. И не кончилась. Так что с тех пор хожу посуху.

– Сочувствую, – сказала Тоня. – Мечтали, наверно, стать моряком.

– Мечтать – мечтал. Но, по правде говоря, за семь месяцев так надоело… Я все ходил вокруг трубы и задачки решал из «Занимательной математики».

С Тониного места кажется, что за окном темнотища, хоть глаз выколи. Но если подойти к окну поближе, то станет видна цепочка огней внизу, а за улицей – фонари по периметру заброшенного завода, на котором теперь автобаза, склады и какой-то другой завод, не заброшенный, но поменьше прежнего. Все это хоть немного, но освещено. А за этим заводом будет видно железную дорогу, не очень оживленную, а за ней, чуть правее, – кладбище, а левее – парк и корпуса многопрофильной клиники, а уж за ним, за парком, горят красные габаритные огоньки на высоких башнях нового бизнес-центра.

– Пора идти, – говорит Тоня шепотом, – а уходить не хочется. Хорошо у вас.

– Вы заходите, – говорит сосед. – Я все равно не сплю. Серьезно, заходите.

Тоня кивает. Она пробирается к себе в квартиру, укрывается от ветра шубой и засыпает. С того дня ей становится немного лучше. Хотя сама Тоня этого не замечает. Мрачное настроение сменяется упадочным и сентиментальным. Заслышав в позднем метро скрипача, Тоня плачет и отдает ему предпоследнюю денежку. По вечерам Тоня пытается читать Библию (по правде говоря, просто держит ее в руках). Ей хочется спать, но она гонит от себя сон, потому что в половину первого сосед выходит покурить, и Тоня просится к нему на позднее чаепитие.

* * *

Сосед вдруг подставляет табуретку, шарит рукой по верхней полке и достает альбом.

– Вот, – говорит он. – Я тут… рисую иногда.

Тоня открывает альбом.

– Ух ты! – шепчет она потрясенно. – Да вы настоящий художник!