Читаем Открывается внутрь полностью

Он расскажет им, если они и вправду хотят слушать, о том, что вероятность события больше не играет роли. Только impact – возможное влияние события на другие события. Это как дикари у Юнга. Они не знают, что означает появление муравьеда днем; привыкли видеть его ночью, принимают это как незыблемое. Теперь если он днем, то возможно все, считают они; и это их великая мудрость – учитывать свой уровень знания о мире. Дикарей, писал Юнг, не интересуют законы. Их интересуют погрешности, поскольку именно они могут быть предвестниками катастроф; собственно, самими катастрофами в начальной стадии; началом великих и ужасных событий. Но какова будет величина катастрофы? Дикари справедливо не задаются этим вопросом. Их инстинкт говорит, что они просто не могут себе представить этой величины – настолько она огромна. Дикари невежественны, они не знают многих простых вещей, но ведь по сути они правы. И мы не можем помыслить законов, которые настолько больше нас и нашей жизни, что приходится принимать их «как данность». Краткое время – с восемнадцатого века по середину двадцатого – человечество могло обманывать себя иллюзией «положительных знаний», попытками учета рисков и т. д. Но теперь мы ясно видим, что вокруг нас джунгли. Что флуктуации, говоря языком финансов, сильнее, чем тренд, что они этот тренд размывают. Правила слабее исключений. Мы действительно не знаем, что может случиться; ни размах колебаний, ни их частота непредсказуемы и в принципе неописуемы теориями. Как себя вести, как принимать решения? У Льва Наумовича есть ответ. Математика дала ему вывод, точный и страшный. Никому бы не посоветовал Лев Наумович прийти к таким выводам. Никому не стал бы по собственной воле рассказывать, к чему привела его математика, к чему, так сказать, за ручку подвела и куда заставила заглянуть.

Но они хотят его слушать. Хотят – пожалуйста. Он им расскажет. Безусловно, в чтении лекций есть определенное удовольствие. Писать мелом на доске, хотя они сейчас пишут не мелом, а этим… черным таким фломастером… все равно приятно. Чувствовать, как тебя слушают люди, по их вопросам понимать, что их мысль работает в унисон или контрапунктом к его собственной мысли.

Впрочем, это, конечно, иллюзия. Никакого такого единства быть не может. Мысль нельзя передать таким образом. И чем дольше Лев Наумович живет один, тем четче он понимает: мысль нельзя…

* * *

Хоть он и живет один, но он живет не один. Его район застроен пятиэтажками. Между домами – джунгли дворов. Сейчас осень, всюду желто-красные листья, высохнут – шуршат, намокнут – липнут. Микрорайоны отделены друг от друга серыми улицами, широкими проспектами. Расставлены светофоры. Лев Наумович гуляет быстро, заложив руки за спину. Его не то чтобы «считают» – некому в его районе, кроме него, собственно, «считать», все живут поодиночке и почти не дают себе труда рассуждать. Все же первая мысль, возникающая и у подростка, гуляющего с собакой, и у старой женщины, замешкавшейся с зонтиком вод фонарем, – «а-а, снова этот сам себя выгуливает». Этот – в шапчонке, старой короткой куртке, длинноногий, в облезлых ботинках, без какой бы то ни было собаки, сумки, без чего бы то ни было прочного, наклоняясь вперед, опираясь на воздух, на ветер, изморось, собственную тень.

И вот он шагает, стремится. Флуктуации, шатания его по городу тоже ведь как-то предопределены. Возможно, есть даже и закон. Во всяком случае, не линейный: все тот же закон возможностей и случайностей, сродни той области математики, с которой он имеет дело. Когда на его пути встречается дорога, он либо поворачивает, либо пересекает ее и проходит прямо; из этих вариантов и складывается его путь каждый день. Вот во дворы – во дворы никогда он не заходит, это было бы уже слишком; в незнакомых дворах надо думать о покинутой дороге, а он гуляет не для того, чтобы о дороге думать, а чтобы дороги (и дворы) думали сами, чтобы научить их думать при помощи своей мысли, чтобы обрести в них произвол, отсутствие какой бы то ни было необходимости и привязанности.

И вот он идет; ни разу еще не бывало так, чтобы он заблудился и был вынужден вернуться в реальность не по своей воле. Обычно так: завершается мысль – и тогда, подняв голову, он видит свой собственный дом, вернее, некую произвольно взятую пятиэтажку, одну из тех, с вывернутыми подъездами и битыми стекляшками, в которой (к примеру, на первом этаже) находится его квартира – точнее, одна из квартир, та, которой в данное время не соответствует никакой другой жилец, кроме него самого. Он бы мог, в знак этого, отпирать дверь ключом, но это не есть необходимо, к тому же и ключ он куда-то дел, так что он просто входит к себе в квартиру, и на этом символически, естественно, заканчивается поток свободных ассоциаций и начинается упорядоченная работа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман поколения

Рамка
Рамка

Ксения Букша родилась в 1983 году в Ленинграде. Окончила экономический факультет СПбГУ, работала журналистом, копирайтером, переводчиком. Писать начала в четырнадцать лет. Автор книги «Жизнь господина Хашим Мансурова», сборника рассказов «Мы живём неправильно», биографии Казимира Малевича, а также романа «Завод "Свобода"», удостоенного премии «Национальный бестселлер».В стране праздник – коронация царя. На Островки съехались тысячи людей, из них десять не смогли пройти через рамку. Не знакомые друг с другом, они оказываются запертыми на сутки в келье Островецкого кремля «до выяснения обстоятельств». И вот тут, в замкнутом пространстве, проявляются не только их характеры, но и лицо страны, в которой мы живём уже сейчас.Роман «Рамка» – вызывающая социально-политическая сатира, настолько смелая и откровенная, что её невозможно не заметить. Она сама как будто звенит, проходя сквозь рамку читательского внимания. Не нормальная и не удобная, но смешная до горьких слёз – проза о том, что уже стало нормой.

Борис Владимирович Крылов , Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Проза прочее
Открывается внутрь
Открывается внутрь

Ксения Букша – писатель, копирайтер, переводчик, журналист. Автор биографии Казимира Малевича, романов «Завод "Свобода"» (премия «Национальный бестселлер») и «Рамка».«Пока Рита плавает, я рисую наброски: родителей, тренеров, мальчишек и девчонок. Детей рисовать труднее всего, потому что они все время вертятся. Постоянно получается так, что у меня на бумаге четыре ноги и три руки. Но если подумать, это ведь правда: когда мы сидим, у нас ног две, а когда бежим – двенадцать. Когда я рисую, никто меня не замечает».Ксения Букша тоже рисует человека одним штрихом, одной точной фразой. В этой книге живут не персонажи и не герои, а именно люди. Странные, заброшенные, усталые, счастливые, несчастные, но всегда настоящие. Автор не придумывает их, скорее – дает им слово. Зарисовки складываются в единую историю, ситуации – в общую судьбу, и чужие оказываются (а иногда и становятся) близкими.Роман печатается с сохранением авторской орфографии и пунктуации.Книга содержит нецензурную брань

Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раунд. Оптический роман
Раунд. Оптический роман

Анна Немзер родилась в 1980 году, закончила историко-филологический факультет РГГУ. Шеф-редактор и ведущая телеканала «Дождь», соавтор проекта «Музей 90-х», занимается изучением исторической памяти и стирания границ между историей и политикой. Дебютный роман «Плен» (2013) был посвящен травматическому военному опыту и стал финалистом премии Ивана Петровича Белкина.Роман «Раунд» построен на разговорах. Человека с человеком – интервью, допрос у следователя, сеанс у психоаналитика, показания в зале суда, рэп-баттл; человека с прошлым и с самим собой.Благодаря особой авторской оптике кадры старой кинохроники обретают цвет, затертые проблемы – остроту и боль, а человеческие судьбы – страсть и, возможно, прощение.«Оптический роман» про силу воли и ценность слова. Но прежде всего – про любовь.Содержит нецензурную брань.

Анна Андреевна Немзер

Современная русская и зарубежная проза
В Советском Союзе не было аддерола
В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности. Идеальный кандидат для эксперимента, этническая немка, вырванная в 1990-е годы из родного Казахстана, – она вихрем пронеслась через Европу, Америку и Чечню в поисках дома, добилась карьерного успеха, но в этом водовороте потеряла свою идентичность.Завтра она будет представлена миру как «сверхчеловек», а сегодня вспоминает свое прошлое и думает о таких же, как она, – бесконечно одиноких молодых людях, для которых нет границ возможного и которым нечего терять.В книгу также вошел цикл рассказов «Жизнь на взлет».

Ольга Брейнингер

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги