Отец моего врага

Насущная проблема заключалась в отсутствии МОЕЙ одежды вокруг, пришлось воспользоваться костюмом Прохора Германовича… В маленькой розовой коробочке у постели, украшенной бантиком из ленточке, лежало шикарное брендовое белье. Я даже думать не хотела, как ректор выбирал его мне в магазине! А если не мне, то кому это вдруг? От последней догадки становилось еще более не по себе.

Так что, натянув костюм с персиками на голое тело, я нехотя вышла из спальни, надевая маску безразличия и умиротворения.

Не сразу в конце длинного коридора удалось заметить витиеватую деревянную лестницу, внизу которой следовал огромный холл на первом этаже.

Словно почувствовав мое замешательство в окружении множества одинаковых дверей, Прохор Германович первым подал голос:

 — Я здесь, Персик! Заблудилась в трех соснах, уникум мой? Может, тебе стрелочки по полу наклеить для удобства?

Ректор восседал за широким круглым столом в столовой, совмещённой с кухней высокой барной стойкой. На нем уже был идеально отглаженный черный костюм, волосы оказались зализаны назад гелем. В отражении трюмо я заметила, что тот работает с документами. Интересно: почему из дома? Боялся, что я в его отсутствие что-то вынесу? Например, явно старинное трюмо у входа или дверь ручной работы…

— Не утруждайтесь, Прохор Германович. — как можно веселее воскликнула, чем явно удивила ректора. Он вскинул на меня настороженный взгляд, замирая. — Я обещаю больше не повторять эту трагическую ошибку и сюда не вернусь. Нечего ламинат портить краской! Хотя… Может, вам для других студенток понадобится? Мне-то откуда знать сколько у вас там… эм… сотрудниц «особого назначения».

Физиономия его вытянулась так быстро, что меня аж передернуло. Ректор резко отодвинул ноутбук и кивнул подбородком на стул в паре сантиметров от него, холодно отрезав:

— Садись.

Почему-то спорить с ректором в такие моменты у меня совершенно не выходило. Буквально упав на самый край, отвела взгляд в сторону. Сердце принялось знакомо вырываться из груди от ощущения, словно на допросе в полиции по обвинению в убийстве.

— Итак, — начал было он, слова набатом разлились по комнате.

— Итак… — повторила я эхом, когда даже спустя пару минут продолжения не последовало.

Прохор Германович рассматривал меня долго, внимательно, цепко. Что искал, спрашивается? Чего ждал?

— Ты ведь не помнишь, как тут оказалась, верно? — лукаво уточнил он, приподнимая одну бровь издевательски. Я лишь сжала зубы, а тот продолжил: — Сидишь сейчас и гадаешь: лишилась ты вчера невинности или нет… Правда, девочка?

Вспылив, я взорвалась:

— А вы нет чтобы сразу раскрыть все карты, издеваетесь! Казались мне взрослым и ответственным… — и тут что-то внутри кольнуло, мысли выбились из головы, а кислород из легких. Нахмурившись, я зацепилась за нечто не менее важное в его словах: — Постойте… «Лишилась невинности»…

— Ага, именно так я и сказал, — мое имя перекатывалось на языке мужчины, как нечто терпко-горькое, но и приторно-сладкое одновременно, — Ольга.

— Но… — лоб неожиданно стал мокрый. Я почесала его коготками, ерзая на месте. — Вы ведь были уверены, что я легкодоступная, без каких-либо моральных принципов.

Прохор Германович скривился. Зашипел, будто обжегся. Сжав края стола до побеления костяшек, свободной рукой он, специально или нет, рассыпал подставку с зубочистками, принимаясь быстро раскладывать те идеально в ряд.

— Думал, — выплюнул он раздраженно, — говорил.

— И? — я хмуро следила за тем, как стол заполняют деревянные палочки, и не представляла, как на это реагировать.

— Теперь считаю, — каждое слово давалось мужчине с адским трудом. Он словно преодолевал себя. Возможно, делал нечто совершенно непосильное, — что ошибся, Никифорова.

Удивительно, но это звучало как извинение. Не веря своим ушам, я вжалась в стул, искренне решив, что у меня приключился инсульт от переработки. На всякий случай уточнила:

 — Ошиблись в чем?

— Во всем, — Прохор Германович ускорился с зубочистками, те уже почти кончились, образовывая собой длинный ровный забор. Злость в нем копилась все сильнее, а язык вяз все больше, словно в болоте. — Главное, сделать правильные выводы, Ольга. Я вот сделал.

— К-какие? — пульс так громко бил в ушах, что я с трудом слышала ректора. Но все равно его слова еще долго будут крутиться у меня в голове, как нечто совершенно невероятное.

Перед вами когда-то извинялся ректор вуза? То-то же!

— Доверять только себе, — зубочистки кончились, ректор с трудом от них оторвался и полоснул по мне взглядом. Пугающе странным. — И, пожалуй, тебе.

— Мне? — я даже обернулась по сторонам для проформы. Никого. Шумно сглотнув, едва не упала в обморок от накала эмоций в комнате. — Мне-то за что? Я ведь ничего не сделала…