Отец Иоанн Кронштадтский

Сестра мне писала: теперь поговорю с тобою об отце Иоанне и великой милости Божией, из-за которой я исцелела от воспаления легких в 1918 году в г. Ливнах. Я рассказываю это немногим, так как проникнута великою благодарностью Богу и дорогому Батюшке, а только тем, которые прославляют Бога в делах Его. Я лежала уже 6 недель с воспалением легких и начинала поправляться, но компресса согревающего еще не снимали. Был ноябрь, очень холодный, а дров у нас не было; пришлось лежать в нетопленной комнате. Приехал доктор Маслов, велел снять компресс для консультации; пока он меня выслушивал, у меня зуб на зуб не попадал, так я озябла. На следующий день температура была 40, и доктор объявил, что захвачена вся правая сторона, то есть началась вся болезнь сначала, только с другой стороны. Я решила, что, конечно, не выживу, так как, лежа 6 недель, совсем потеряла силы, – где же их набрать еще на 6 недель? Мать моя ухаживала за мной день и ночь, и никогда даже не отдыхала днем. Я была ужасно эгоистична, никогда о ней не думала, ничем не щадила; из-за слабости сердца мне не велели двигаться; я поминутно ее тревожила и днем, и ночью, не заботясь о ее сне: «Мама, поверни подушку», «Мама, покрой меня» и т.д. Наступила ночь с 19 на 20 ноября – после того, что доктор объявил о возобновлении болезни. Я проснулась ночью: мне мешал слишком затянутый компресс. Я не задумалась разбудить маму, попросить у нее ножницы, разрезать бинт. Я говорю это для того, чтобы показать, что ни о чем возвышенном не думала-, а только о ножницах и бинте.

Мама только успела отойти к своей постели, как подошел ко мне отец Иоанн и строго, рассерженным голосом, сказал: «Как ты можешь по таким пустякам тревожить твою маму?» Я не подняла на него глаз, а видела край его черной с цветами, знакомой мне, рясы. Я ему ответила: «Батюшка я все кашляю, помолитесь о моем исцелении». И я услышала, как он говорит: «О здравии рабы Божией Лидии». Потом сделал движение, чтобы уйти. Я ему сказала: «Батюшка, останьтесь: я Вам расскажу всю нашу нужду». И я просила его, чтобы он избавил своими молитвами нас от сыпного тифа, он был повальный, почти в каждом доме; и чтобы не выселяли нас из квартиры, как грозили. Я понимала, что для меня это смерть, в 14 градусов мороза, больной. Потом я сказала: «Батюшка, если Вы правда меня исцеляете, то завтра утром пусть будет та температура, которую я назначу: 37,7; и я буду знать, что Вы правда были и что Вы меня исцеляете». Он находился возле меня. А потом стал у моих ног, и я его спросила: «Батюшка, у меня много Ваших фотографий; можно ли дать их Вашей почитательнице, Н.Д. Совримович и сказать ей, что это – Ваше благословение». Он улыбнулся своей светлой улыбкой, сказал: «Да, можешь!» – И скрылся.

Пока я с ним говорила, я чувствовала силу, бодрость, здоровье; по его уходе я точно опять вошла в мое больное тело: опять слабость, постоянный пот.

В 5 ч. утра мама подошла ко мне; и я ей все рассказала. Она не слышала нашего разговора; так что я думаю, что видела отца Иоанна духовно; притом не испытала ни страха, ни радости, я отнеслась к этому совершенно просто. Но ты понимаешь, что я больше не тревожила маму; да и не пришлось. Проснувшись, утром измерила температуру: было 37,7. И все меня поздравляли, как именинницу.

Через два дня я причастилась; температура стала нормальной и более на поднималась. Вот что сотворил Господь через Святого Своего и как помиловал меня. Дорогой Батюшка сохранил нас своими молитвами и от сыпного тифа, и от выселения из квартиры».

Письмо от 29 декабря 1932 года. Париж.

«Ваше Преосвященство!

В настоящее время, когда собираются сведения о чудесах, совершаемых по молитве отца Иоанна Кронштадтского, я не могу умолчать об одном случае, свидетелем которого был я. Я был тогда студентом университета; жил у родных, у которых был небольшой дом, в большом городе на юге России. Семья наша была большая; покойные мои отец и мать были религиозными и верующими людьми.

У нас в доме служил в качестве дворника дома Федор Шевченко; жена его Парасковья была болезненой женщиной, и все же иногда уходила на поденные работы в качестве прачки, помогая мужу своими заработками.

Однажды Парасковья внезапно сильно заболела; точно припомнить не могу, было ли это воспаление легких или болезнь сердца. Но не имея возможности лечить жену дома, Шевченко отвез ее в Стурдзовскую больницу, неподалеку от дома. Каждый день жене его становилось хуже, и, наконец, врач признал состояние ее безнадежным; а дежурная сестра приказала принести больной белье и платье, чтобы было во что одеть, так как до утра следующего дня она дожить не могла.

Собрал Федор вещи в узелок и отнес в больницу.

Вернувшись из больницы, пришел к нам в комнату и стал плакать. Покойная мать и говорит ему:

«Давайте, Федор, пошлем телеграмму о.Иоанну Кронштадтскому. Вы – человек верующий: если телеграмма дойдет до вечерни и Батюшка помолится, может быть, Господь по молитве его и спасет умирающую. А сами вы пойдете в церковь и поставьте свечу о ее здоровии».