Отец Иоанн (Крестьянкин)

Владыка рассказал, что во время оккупации Псковская церковная миссия открыла в епархии 127 храмов. После войны их число сократилось, но и теперь на Псковщине 93 храма и около ста священников. Самой епархией до прошлого года управлял престарелый епископ Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков), который в основном занимался внешнеполитическими делами Церкви, постоянно находился в разъездах… Уже звонили ко всенощной, а владыка и о. Иоанн всё еще говорили и говорили — откровенно и вдумчиво. Епископ ни на чем не настаивал, но батюшка понимал — нужно исполнять его волю.

Наконец оба заторопились на службу. И в Сретенский храм о. Иоанн вошел как раз в тот момент, когда на всенощной громогласно звучало величание:

— Величаем Тя, Живодавче Христе, Осанна в вышних и мы Тебе вопием — Благословен Грядый во Имя Господне!

Священники-москвичи скромно встали поодаль, но внезапно один из братии, рослый монах богатырского телосложения, радостно бросился к о. Иоанну прямо во время службы, стиснул в объятиях и приподнял над полом. Это был его давний знакомый, эконом монастыря иеромонах Сергий (Лосяков, 1892–1968), бывший партизан, принявший постриг в 1944-м. К своему изумлению и радости, среди братии монастыря о. Иоанн увидел и старого знакомого по лагерю — Всеволода Баталина. После освобождения в 1953-м он сдержал данный Богу и себе обет и принял постриг в Псково-Печерской обители, которую полюбил заочно по рассказам батюшки.

В ту Лазареву субботу о. Иоанна впервые увидела его будущая духовная дочь Сусанна Дмитриевна Валова (1928–2017), тогда — ленинградский инженер: «В субботу, придя в комнату келейницы отца наместника Сергия, куда меня поселили, я увидела сидящих за столом — будущего наместника отца Августина, тогда еще послушника, и будущего архимандрита Иринея, тоже пока послушника. Все слушали приезжего батюшку, речь шла о том, каким должен быть священник». Сусанну, тяжело переживавшую недавнюю смерть своего духовника, знаменитого петербургского протоиерея о. Бориса Николаевского (1884–1954), поразило, как незнакомый священник похож внешне на о. Бориса. Она показала о. Иоанну фотографию своего духовника, и батюшка, помолчав, сказал:

— Да, сходство поразительное, но он-то орёл, а я — всего-навсего воробей.

«В тот мой приезд в Печоры мы жили с отцом Иоанном через тонкую перегородку, — вспоминала С. Д. Валова. — Встречались утром у рукомойника, висящего в коридоре. И он тепло со мной здоровался, называя меня по имени».

И вот Светлое Христово Воскресение, 17 апреля. Всю Страстную седмицу батюшку одолевали вполне понятные размышления. Псково-Печерский монастырь уже входил в его жизнь, уже становились родными и его стены, и святыни; он уже успел и помолиться у мощей праведников в Богом зданных пещерах, и погулять по Святой Горке, и привыкнуть к весеннему гулу ручья Каменца, бежавшего прямо через обитель… И, конечно, прикоснуться к удивительным людям, населявшим монастырь. Можно предположить, что в тот, первый приезд самое большое впечатление на о. Иоанна произвел иеросхимонах Симеон (Желнин).

Родился Василий Иванович Желнин 1 марта 1869 года в деревне Яковлевская Псковской губернии, в крестьянской семье. Еще в детстве он, подражая преподобному Серафиму Саровскому, начал молиться в поле на камне, а вскоре выказал твердое желание быть монахом, и именно в Псково-Печерской обители. Родители юноши не хотели об этом и слышать, даже специально выстроили для него дом, чтобы удержать в семье, но в 1896 году он всё же осуществил свою мечту — поступил в монастырь послушником, а четыре года спустя принял постриг с именем Вассиан. К середине 1920-х авторитет о. Вассиана был уже так велик, что его предполагали сделать наместником. В своих автобиографических заметках он писал: «Видя, что это послушание мне не под силу, стал отказываться; да к тому же я очень устал — и на этом основании стал просить схиму, в чем мне впервое отказали, и всё же настаивали, чтобы я принял наместничество. Но я наотрез отказался от этого еще ввиду внутреннего внушения принять схиму». 3 апреля 1927-го о. Вассиан принял великую схиму с именем Симеон и с тех пор исполнял обязанности духовника братии. Наместник, епископ Иоанн (Булин), привел его в сырую мрачную келию, выкопанную в склоне оврага рядом с Успенским храмом, и произнес: «Вот тебе келия, здесь и умрешь». Так оно и произошло.

Молитвенный подвиг старца Симеона продолжался несколько десятилетий. Он ежедневно молился на ранней литургии, днем принимал многочисленных паломников, а ночью исполнял келейное правило схимника. И даже в глубокой старости был на многочисленных послушаниях: трудился в столярной мастерской (столяром был великолепным), на пасеке, в фруктовом саду, делал оконные рамы, киоты для икон, обрамлявшие дорожки цементные столбики, ступени для лестниц и многое другое. По всей стране шла слава о нем как о целителе (описано множество случаев того, как он исцелял больных) и прозорливце. Но сам старец по своему смирению отзывался о своем даре скромно. В 1952 году он так говорил о себе: