И тут дверь повела себя очень неинтеллигентно. Она на короткое время скрыла от нас капитана, потом он опять предстал перед нашими взорами, но не надолго. Спорадическое явление капитана народу продолжалось до тех пор, пока, наконец, дверь не распахнулась до максимума и не защёлкнулась фиксатором, уже окончательно удерживающим дверь в стабильно открытом состоянии.
– Вот теперь не опоздаем! – с некоторым злорадством в голосе почти пропел хозяин каюты вслед ретировавшемуся капитану.
После этой фразы он встал и на той же ноте допел, как дьячок в церкви:
– Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё – наша зада-а-ача!
И он тут же претворил слова гениального Мичурина в жизнь: выдернул из фиксатора дверь и с богатырским размахом швырнул её в проём. Мы уж, было, подумали, что она вылетит с другой стороны, но дверь на удивление застыла на своём положенном ей месте и закрылась. Туды её в качель!
Самое удивительное, что после этого инцидента дверь дедовой каюты стала работать, как новая. Самопроизвольные открывания под качку прекратились вовсе, замок работал безупречно, без заеданий, и даже петли перестали скрипеть.
– Умеренный стресс, – заключил дед, – иногда полезен и для неодушевлённых предметов.
Когда до нашего подшкипера донеслась весть о «починенной» двери, он с уверенностью доложил в надежде на обещанные дедом двести грамм.
– Это результат моего последнего ремонта. Я собачку там в нужном месте подпилил, вот она и встала на своё место.
– Хоть ты и мастер, – замечал дед, – но тут ты глубоко заблуждаешься. Просто собачка сидела в своей конуре и не могла до конца из неё вылезти. А кто ей мешал? Кошечка! Вот, собачка съела кошечку и теперь ей ничего не мешает. Понял?!
– Мудрёно, – отвечал на это подшкипер и, взяв в руку глубокий деревянный ящик, из которого торчали рукоятки молотков, напильников, ножовок и испачканных красками кистей шёл ремонтировать что-то ещё.
P.S. Ну и что?! – наверняка воскликнет придирчивый читатель. Где сюжет, интрига, где нить повествования и его сокровенный смысл? Ничего этого здесь нет!
И автор согласится с ним. Но не так ли порой, как эта своенравная дверь, выглядит иногда человек со своим непредсказуемым поведением, со своими шатаниями, не вписывающимися ни в один физический закон, с опасным балансированием на грани жизни и смерти? И не так ли порой мы становимся вдруг благоразумными и протрезвлёнными, когда нас чьей-то сильной и властной рукой вдруг поставят на своё штатное место и мы, наконец-то, начинаем понимать, что оно наше. Главное – вписаться в раму.
Форс-мажорные обстоятельства
Чтобы живо чувствовать всю дерзость человеческого духа, надобно быть в открытом море, где одна тонкая дощечка отделяет нас от блаженной смерти.
Наш пароход с языческим именем «Тор» шёл в балласте из Александрии в небольшой греческий порт Кавала. Это было в начале 90-х, когда финансовая неразбериха, благодаря распаду империи под названием СССР, дошла до своего апогея. Пароход, взятый хозяином в кредит под бешеные 70 % и несший на себе дешёвый флаг Антигуа и Барбуды, со стороны производил неплохое впечатление, но техническое состояние имел плачевное. Старые опытные механики из Рижского пароходства оставили «Тор» уже после первого короткого перехода в Петербург, и хозяину пришлось взять первых попавшихся под руку специалистов. Уходящий с борта стармех пожал мне тогда руку и сказал веским голосом командира:
– Держитесь, Сергей Павлович! Достанется вам по первое число. Сами видите, всё сыплется на глазах. В советское время эту посудину списали бы или поставили на капремонт. Раз уж Вы остаётесь, то скажу честно, уповать тут можно только на Господа Бога. А поскольку я неверующий большевик, то от греха подальше поеду-ка я под бочок к жене. Так оно надёжнее будет. Чего там трепыхаться на старости лет. Все деньги, причитающиеся мне, я уже заработал. А лишних мне не надо. В данном случае поговорка «Овчинка выделки не стоит» оченно к месту.
Его предостережение легко отскочило от моего сознания, однако, рейс, действительно, оказался богатым на всякие каверзы и подвохи. В Александрии мы с трудом избавились от груза петербуржского листового металла. По всем признакам груз был неликвидный, вытянутый из тьмы тогдашнего российского хаоса. Грузовой коносамент не соответствовал всем прописанным нормам. Покупатели сменяли друг друга, кривили лица, долго раздумывали, но, наконец-то, избавили нас от лежащих на самом дне трюма разносортных листов прокатной стали. Поэтому в Грецию мы шли пустыми, для минимальной осадки заполнив забортной водой все балластные танки.