Отчий дом

Андрей Семенович полистал страницы, посмотрел выходные данные, заголовки и подзаголовки глав в содержании, кратенькую аннотацию, постановление об утверждении комплексного плана сессией районного Совета депутатов трудящихся Терногородского района… На минуту отложив книгу, подумал, что впервые столкнулся с литературой такого профиля на районном, что является самым интересным в данном случае, именно на районном уровне. За этой мыслью сразу же появилась другая, уже несколько тревожная: как он, Лысогор, дипломат и ученый, видимо, отстал от всего того, что создавалось, создается на его родине за то время, пока он находился там, на своей зарубежной передовой… Затем возникло и вовсе уже тревожное и неприятное ощущение: как мало он успел увидеть и понять здесь, в своей родной Терногородке, — ведь все эти дни он думал о прошлом, искал старые тропинки детства и юности и лишь бегло, лишь разумом, а не сердцем, вникая во все те перемены, которые произошли к лучшему за время его многолетнего отсутствия…

Снова читал, листая страницы с середины, с конца, возвращаясь к началу, нетерпеливо выуживая, открывая для себя много удивительного, впервые узнанного. Перескакивая с одной главы на другую, сравнивал, взвешивал, удивляясь этому впервые настоящему знакомству с родным краем. И снова с удивлением думал о том, что до знакомства с этой книгой над такими вещами как-то даже не задумывался. По сути заново открывал для себя родную землю, ее почвы, реки, растения, животный мир, ее климат, таящиеся в ней богатства и богатырскую силу ее плодородия. И, правду сказать, поражался, узнавая, чем она еще может отблагодарить человека в ближайшей перспективе, если изучить все ее потребности, узнать до конца, ухаживать за ней, как за живым существом.

Конечно же в эти поздние ночные часы извлек он из этой книги лишь самое основное, главное, хотя, очевидно, и самое поразительное. Потом, уже в Москве, он еще не раз будет возвращаться к ней, не раз будет перечитывать и задумываться над ее страницами, всякий раз возвращаясь душой, сердцем, разумом в родные края. И еще подумалось о том, что нет, не так-то легко будет ему снова расставаться с родным селом завтрашним утром, что дни, проведенные тут, пролетели так быстро, что он, собственно, и не насмотрелся, и не наслушался, и не наудивлялся, и не побывал там, где бы хотелось побывать. Да что уж там побывать, даже и расспросить о многом, о чем можно было расспросить, не успел. И что там думать о сравнительно далекой отсюда Петриковке, когда он даже об Ольге Бунчужной, оказывается, не успел уточнить того, что хотелось уточнить и узнать…

Одним словом, Андрей Семенович, в свою последнюю ночь в родном селе не мог заснуть почти до самого утра, как и в первую.

* * *

Проснулся он все же очень рано.

Проснулся и сразу же подумал, что скоро отъезд. И хотя за окном стояла еще темень, в постели Андрею Семеновичу не лежалось. Захотелось выйти, одному побродить по улице, побыть наедине с родным селом.

Тихо и незамеченно выбрался из гостиницы на площадь Ольги Бунчужной. Терногородка, казалось, еще досыпала свои самые сладкие сны. Тишина стыла вокруг по-особенному, по-предрассветному глубокая. И только откуда-то справа, из глубины неосвещенного переулка, в той стороне, где стояла хата Нонны Геракловны, слышались размеренные удары то ли топора, то ли молота…

«Неужели это Мусий Мусиевич все еще рубит дрова?» — подумал Андрей Семенович и машинально повернул в ту сторону.

И в самом деле, окна жилой половины домика Нонны Геракловны сияли в предрассветной темени искристым, веселым светом. А под ветхой поветью, под потолком которой лучилась на белом проводе маленькая лампочка, в расстегнутом пиджачке и заячьей шапке-ушанке деловито раскалывал толстые вербовые чурки Мусий Мусиевич так, будто он и не прерывал своего дела с той, первой встречи.

Увидев Лысогора, совсем не удивился. Выпрямившись и не выпуская топора из рук, спросил:

— Не спится, Андрей Семенович, в родном краю?

— Привык, Мусий Мусиевич, вставать вместе с курами… Да, правду сказать, и не спится… В дорогу вот собрался, домой…

— Выходит так, что из дому да домой, Андрей Семенович?!

— Да вроде бы так…

— Недолго погостили у нас. Видно, плохо встречали…

— Нет, не то, Мусий Мусиевич. И встречали, и угощали.

— Вот и погостили бы еще какое-то время…

Перебрасываясь словами, посетовали на бесснежную зиму, вспомнили опять Нонну Геракловну, и, уже после того как Мусий Мусиевич закурил сигарету, Андрей Семенович, казалось неожиданно для себя, спросил:

— Вы тут у нас старожил, Мусий Мусиевич… Ольгу Бунчужную должны хорошо помнить.

— Само собой… И вы, Андрей Семенович, тоже должны бы помнить ее.

— В том-то и дело, Мусий Мусиевич, что не могу вспомнить.

— Ну, как же так!.. На вашей же улице жила. Правда, не близко, но все же!

— Не припомню… И не пойму, Мусий Мусиевич. Не было такой фамилии на нашей улице при мне.

— Ах, вот вы о чем, Андрей Семенович! Но фамилии Пивни наверное же, помните?

— Как же!.. И Панаса, и Никиту!..