Отчий дом

И повел, держа в обеих руках по нагану, подталкивая сапогом, в сельсовет. Погнал в чем поп был, ободранного, босого и патлатого…

Напуганная, потрясенная Ганнуся покорно ждала Стрижака там, где он оставил ее, в тени под чьими-то высокими воротами. Он приказал ей идти следом, потом, успокоив, послал за Рымарем. Рымарь прибежал, запыхавшийся и обескураженный. А взглянув на избитого, связанного попа, и вовсе всполошился.

— Что же это ты наделал, бедная твоя голова! — накинулся он на Стрижака.

А поняв наконец, что к чему, разыскал участкового милиционера. Тот попытался учинить хотя бы беглый предварительный допрос, однако ничего из этого не вышло — пьяный и оглушенный поп лишь очумело вертел головой и бормотал что-то невнятное. Пришлось, ограничившись объяснением Стрижака, отвезти попа-контрразведчика в Скальное.

Пока они возились в сельсовете, пока разыскивали подводу, Ганнуся притаилась в углу, растерянная, испуганная, ничего не понимая и не зная, куда ей податься. Стрижак вспомнил о ной уже в тот момент, когда усаживался на подводу. Вспомнил, снова забежал в сельсовет и строго-настрого приказал девушке идти к нему домой и ждать там, никуда не выходя, пока он не возвратится из Скального…

Следствие в Скальном продолжалось не так долго — дней десять. В ходе следствия были арестованы церковный староста Хропаченко и лавочник Шерех. Оказалось, что они не только знали, кто такой отец Константин, но и были знакомы с ним еще до революции. После ареста все трое были переведены в Старгород.

Сам отец Константин, оказалось, бывший помещик из Подлеснянской волости Конон Кононович Куделя-Зачепельский. Помещиком он был мелким, а человеком в высшей степени зловредным. Еще в молодости, будучи гулякой-пьяницей и садистом, Куделя-Зачепельский служил в своем уезде становым приставом. В девятьсот пятом и шестом руководил массовыми экзекуциями и расправами. Собственноручно и под собственным надзором расправлялся в уезде с крестьянами нескольких восставших сел. Каждый день пьяный, ошалев от крови, порол всех подряд, не щадя ни старого, ни малого. Пятнадцать крестьян запорол совсем, до смерти. Во время войны служил в каких-то конвойных подразделениях, потом у Корнилова и Деникина в контрразведке, затем в гетманской варте[18] генерала Скоропадского и, наконец, в банде. Потом духовная семинария, приход в Петриковке…

Судила Куделю-Зачепельского выездная тройка окружного военного трибунала в Скальном. Почти вся Петриковка побывала на этом процессе, о нем ежедневно сообщалось в старгородской окружной газете, печаталось и в республиканской прессе. Куделя-Зачепельский был приговорен к расстрелу. Шерех и Хропаченко тоже получили по заслугам. А матушка Таисия Хрисанфовна скрылась в неизвестном направлении.

Прислуга-батрачка, сирота Ганнуся из дома Стрижака так никуда и не ушла. Вскоре, как узнали в Петриковке, она стала хотя и не венчанной, но законной женой Стрижака, вступила в комсомол. И жили они, уважая друг друга, в мире и согласии. Конечно, кроме тех двух-трех случаев в год, когда Стрижак в пьяном виде обещался пристрелить Ганнусю, яростно ревнуя ее неизвестно к кому. Но это каждый раз заканчивалось прочным и длительным миром. Стрижак, опомнившись, становился таким, что его, как говорится, хоть к ране прикладывай, а Ганнуся, кроткая и покладистая Ганнуся, все сразу же ему прощала…

Петриковский приход, столь громко прославившийся, остался без пастыря, осиротел.

И петриковские воинствующие безбожники не преминули воспользоваться этим. Пока верующие, ошеломленные скандальной историей с «батюшкой Константином», не опомнились, в селе по просьбе их кружка воинствующих безбожников и сельского актива вообще был созван пленум сельского Совета, на котором рассмотрен вопрос о снятии церковных колоколов и переплавке их «для нужд индустриализации и коллективизации страны». Постановление это было принято единогласно. На этом же пленуме был назначен и день снятия колоколов, чтобы ни один кулацкий прихвостень не мог помешать этому, — через неделю, в воскресенье.

Слух об этом постановлении распространился по селу, дошел до самых отдаленных уголков, но не настолько быстро, чтобы жены-мироносицы успели обмозговать, как вести себя, как действовать. А тем временем уже — куй железо, пока горячо — докатился и другой не совсем понятный слух — о созыве в то воскресенье, когда будут снимать колокола, общего собрания граждан села Петриковки на церковной площади…

Как проходило это собрание, Андрею Лысогору рассказал однажды на досуге один из активных участников этого памятного события, Грицко Маслюченко.