И я в самом деле поднял пистолет и два раза выпалил в воздух. Сразу, без предупреждения, стрелять в обычных живых людей мне совсем не хотелось. Чёрные силуэты в форменных кепках отскочили с насыпи из луча прожектора. Локомотив мчался всё быстрее. Прямо под собой я вдруг увидел белое оскаленное лицо охранника. С остервенелым воплем он поднял дробовик и выстрелил в мою сторону. Он промахнулся, но я инстинктивно отшатнулся, поскользнулся на замасленном полу и упал на спину, выронив пистолет. Анна с испуганным криком кинулась ко мне и обхватила меня, пытаясь помочь подняться:
— Андрей! Ты что?! Ты ранен?!
И тут же в проёме двери появился другой охранник — на ходу он схватился за поручни и сумел удержаться и влезть в кабину. Молниеносно он вскинул ружьё, висевшее стволом вниз на плече. Чёрная широкая дыра ствола замерла прямо напротив нас с Анной.
— Живым или мёртвым тебя велено взять, — ощерился серо-чёрный бандит. — Мне мёртвым проще!
Время словно бы остановилось. Я зачарованно следил, как палец бандита медленно-медленно начал движение к спусковому крючку. Деволюмизируюсь, спокойно подумал я. Но Анна обняла меня и прижалась ко мне, закрывая от выстрела и крича: «Нет! Не дам! Не вздумай стрелять! Я дочь хозяина!» Палец охранника не прекратил своего неумолимого движения. Я понял, что архаровец настолько обезумел, что ничего не слышит и сейчас выстрелит в нас обоих. Я крепко обхватил Анну двумя руками и, перевернувшись на полу, закрыл её собой. Но внезапно откуда-то слева вымахнула фигура Алёхина в оранжевой тужурке и с криком «Не смей, сволочь фашистская!» набросилась на охранника. И тут грохнул выстрел. Кровь брызнула на потолок и окна кабины. Алёхин сильно вздрогнул и осел на пол. Охранник стоял столбом, весь в крови, камуфляжная куртка в крови, брюки в крови, даже морда его вся была забрызгана кровью. Побелевшие губы беззвучно шептали что-то вроде «Я не… Я не…»
Я взревел и, не вставая с пола, сильно пнул охранника ногой в живот. Квакнув, он вывалился в проём двери спиной вперёд. Об пол клацнул выпавший из его рук дробовик.
Всё быстрее мчался локомотив, мелькали скрюченные ветви деревьев в луче прожектора, ныли и хохотали за открытыми окнами слетевшиеся стервятники-мрёнки, а на наших с Аней руках умирал старый машинист Захар Алёхин. Выстрел картечью в упор произвёл ужасающее действие, и я сразу понял, что сделать для него что-то уже невозможно. Не в первый раз я видел смерть, но сейчас я чувствовал себя очень нехорошо. И вдвойне от того, что эта вот смерть была на мне, ведь это из-за меня Алёхин подверг себя опасности, из-за меня влез под ствол, спасая нас с Анной. И страшный груз ответственности каменной плитой надавил на меня. Если бы я проявил больше осмотрительности! Если бы я проявил больше — как это говорил тогда Сефирос? — осторожности и такта! Но стремительное течение событий подхватило меня, я совершал не слишком обдуманные, дерзкие и неосторожные поступки, и вот результат — первая прямая жертва моего столкновения с Залесьевым.
Меня поразило достаточно твёрдое и спокойное поведение графской дочери. Шестнадцатилетняя девушка не грохнулась в обморок и не заблевала всю кабину при виде жуткой раны и самых натуральных ручейков, луж и брызг крови. А ведь я и сам с трудом удерживался от естественных физиологических реакций. Нет, она помогла мне приподнять и усадить поудобнее умирающего. Не боясь запачкать аристократические ручки, она попыталась зажать рану и наложить хоть какую-то повязку, разорвав свой шейный платочек. И хотя дрожащие губы плохо слушались её, она старалась шептать старику какие-то несвязные слова ободрения и утешения.
— Не надо, дочка… — машинист медленно поднял руку и тихонько погладил Анну по щеке — Я помираю, что ж тут поделать. Жизнь я понапрасну прожил, всё зазря небо коптил. Не смог ничего для людей сделать, помочь не смог. Дак хоть умру не напрасно. Вот вам помог… А вы злодейские дела в долине остановите, я знаю. Значит, не зря я умру, товарищ старший лейтенант?
— Товарищ машинист, — не умея сдержать нахлынувших чувств, прорыдал я. — Не зря, не зря… Не говорите так. Вы герой… Вы подвиг совершили. Я виноват, так виноват, я не должен был вас впутывать, какое я имел право…
— Не казнись, старшой, — тихо проговорил Алёхин. — Всё ты правильно сделал. И если б вернуть назад, я бы опять так же поступил. Надо же было хоть когда-то против мерзости этой всей пойти. Это одному умирать плохо… А с рядом с такими, как вы, которые никакой страшной силы не боятся, умирать хорошо… правильно. Ну, всё…
Глаза его закрылись и тонкая струйка крови потекла из уголка рта. Машинист Захар Алёхин отошёл. Даже не включая «истинное зрение», я воочию увидал уходящий вверх, в бесконечность, тонкий белый луч и не удивился этому.