От и До. Свидетельства бывших атеистов

И вы знаете, начались наши испытания. Где-то две недели, чтоб вы понимали, две недели в шесть утра подъем, умываемся, у нас такая бутылочка была. Откручивали крышечку, умывались, зубы чистили холодной водой. Горячей не было никогда там. Купались мы, чтоб вы понимали, раз в неделю. И это хорошо. Бывало, раз в полторы или в две недели. А потели мы, тоже чтоб вы понимали, потели так, что я потом смывался, полностью, действительно купался. И я до сих пор запомнил: сегодня я голову мою раз в три дня примерно, а тогда я купался один раз в неделю, потел каждый день, постоянно в труде — на пилораме, в лесу, везде, — и вы знаете, не было вот этой вони.

То есть, действительно, такая благодать, что ли. Не было вот этого, знаете, как вот люди, бывает, заваниваются, все такое. Не было никогда такого. И раз в две недели купались — не было. И за счастье купаться было, в холодной воде купались. Потому что как: нагреется — не нагреется солнцем, вот. И получается, мы начали с ним жить. Утром и вечером молитва, целый день молитва.

И где-то на вторую неделю мы пошли собирать картошку. Ну, чтоб вы понимали, картошку там собирают не как у нас — с шести соток, у кого городские квартиры, те вообще меня даже не поймут, там было где-то сорок соток. Трактор едет, и Слава Богу, нам бабушки, прихожане помогали собирать. Мы с Витей там «умирали», с моим другом. Солнце светило, очень жарко было, очень было тяжело. И начались такие искушения — кто больше сделал. Он говорит:

— Ты меньше собираешь. — Я говорю:

— Я больше собираю.

Начинаются ссоры. И знаете, мы доходим до пика — что начинаем ссориться. Отец Анисим подойдет и всегда скажет:

— Это вас домовой крутит, так что не надо, — говорит, — не обращайте внимания. Надо в любви, с миром все делать. — А мы:

— Как же с миром? Тот же больше собирает, тот меньше собирает.

И вот так, знаете, дьявол когда крутит, начинаешь на другого спихивать, такие «терки» начинались. И когда мы эту картошку собрали первый раз, не трудился ни я так в жизни, ни Витя. Никогда. И помню, мы приехали, мой друг падает на кровать, и кричит: «мы — рабы! Мы — рабы! Надо тикать отсюда! Собираем вещи, тикать надо отсюда, мы рабы, нас используют!» (Смеется). Знаете, как крутило? Особенно помыслы когда начинаются. Когда начинает штурмовать дьявол. Действительно, это сложные очень ситуации. И еще, к сожалению, не хватало нам все-таки такого духовничества. То есть, отец Анисим, он все-таки не такой открытый был.

И вот, две недели нам было очень сложно. Знаете, я помню — мы отпахали, вечернее богослужение… Мы так отпахали эти две недели. И знаете, мы старались все делать. Мы поклоны делали единственные в Храме, знаете, как Пелагея Рязанская учила: поклоны земные, поясные. И на нас все смотрели так. Мы все службы выстаивали. Ну, понимаете, настолько эта гордость была. Но мы ее не видели. Мы считали, что мы исполняем Правила, так правильно, так нужно.

И, выйдя с вечернего богослужения очередного, через две недели, помню: я сидел, отец Анисим посередине, мой друг, и он говорит:

— Ну что, ребята, как будем дальше жизнь свою устраивать? Будете оставаться или уедете?

Ну, мы же приехали навсегда. Я же с концами приехал, все, всю жизнь свою порвал со всеми, старался уйти, все, для Бога же. Я говорю:

— Да нет, отец Анисим, я до конца. Мы уже тут столько потрудились (смеется). — Две недели. Столько потрудились. И Витя, друг мой, говорит:

— Да, мы, — говорит, — до конца. Мы, — говорит, — будем дальше работать.

Ну, тогда отец Анисим на нас посмотрел, и говорит:

— Да, ребята, если вы останетесь, — говорит, — вам столько придется еще сделать. — А я говорю:

— А что сделать? — Он говорит:

— Вы такие гордые! Вы такие гордые, что вам еще столько придется страдать и терпеть, — говорит, — но, — говорит — будем молиться, терпеть вместе.

Потому что, знаете, больше он терпел, чем мы. Я это сейчас понимаю. Вот именно он, дай Бог ему здоровья, больше пострадал, вытерпел от нас. Сколько мы, действительно, ему нервов попортили, сколько всего, чтобы сегодня я стал священником. Он в нас самое главное заложил — это нравственные и моральные качества. Он меня не учил богословским наукам, а простоте жизни, молитве и труду. «Труд, — он нам сказал, так и отец Григорий говорил ему в Дохиаре, — что нам для спасения надо? Это четыре вещи: труд, молитва, покушать и поспать. Вначале труда больше, спим больше, молитвы меньше. Потом труда больше, молитвы больше, спим меньше. И потом доходит до того, что человек только молится». Как схимники-затворники. Но вначале нужно много трудиться, хорошо кушать.

И знаете, когда он сказал, что мы очень гордые, я не мог понять: «ну как это? Я же все Правила исполняю. Я же слова никому не сказал, не перечил никому! Исполнял все, что мне говорили!» Я вообще этого не понимал. Это действительно как радиация — не почуешь ни на вкус, ни на запах эту гордыню.