Вообще, про этот период можно много чего рассказать, но я не буду. Потому что говорю, что там было много чудес, все равно, не поверите. Пусть это все так останется, я суть расскажу. Как я чуть не умер, как я заблудился в лесу. Я уже понял, я уже начал разоблачать того старца, который был в прелести, но мне не хватало аргументов. Мне не хватало знаний, и я уже сердцем понимал, что это неправильно. Все были против меня в моем доме, где мы жили с ребятами, которые тоже спасались.
И вы знаете, мне действительно не хватало знаний, то есть, не хватало толчка. И я молился Богу: «Господи, выведи, покажи! Ты же Всемогущий, Господь! Ты же видишь мою глупость, мою гордость. Я не остался у первого батюшки. Я пойду ради Тебя на все, Ты мне помоги, пожалуйста!»
Я какое-то время молился и ждал, ждал. И вдруг, мне один предлагает, я там с ним познакомился, шестьдесят лет ему было. Он говорит: «поехали со мной к первому священнику. Я забыл книги у него. У меня книг много и икон, святоотеческих книг».
Он мне перечислил, это все как раз мне надо было. Я взял большой походный рюкзак. Это было восемнадцатое декабря. Мы приезжаем туда на электричках. Это было далеко, часа три езды. И приехали мы, я там тоже одну ночь переночевал очень жестко с этим другом, в холоде. Но, самое главное, я набрал много книг и икон. Целый большой походный рюкзак. И он набрал для себя. Только он брал не книги и иконы, он брал какие-то инструменты и что-то еще. Мы купили бензопилу «Штиль». Она была импортная, хорошая. В лесу без бензопилы тяжело. Нужно было рубить много дров, а вручную не напилишься. Так что кто собирается ехать в лес, пилу «Дружба» можете не брать. Я вас уверяю, что вы «умрете» на первом дереве и не допилите. Особенно дуб. Поэтому, надо брать бензопилу.
Он купил бензопилу, и из города мы ехали, с Коростыня, я как сейчас помню, двадцать второго декабря две тысячи двенадцатого года. Когда весь мир ждал, что прилетят инопланетяне. Мы с большими рюкзаками, представляете, юноша, сзади рюкзак, валенки сельские. Вид у меня был такой — бомжеватый. И он такой же. Мы же такие, из леса вышли. И в городе на нас внимание обращали. Все взгляды были наши. А он пенсию еще получал. Шестьдесят лет ему, оформил и получал.
И когда мы опоздали на электричку, которая идет к нам, или на автобус, я уже не помню, что там ходило, был вариант: либо ехать на электричке, которая идет три часа, и она нас высадит в лесу, и еще пятнадцать километров пешком идти (и это минус двадцать где-то, декабрь месяц, и там морозы намного сильнее, чем на юге, там холоднее лес, сырость), либо заплатить сто гривен и доехать быстрее, прямо туда почти, в село.
И вы знаете, он пожалел сто гривен. А я таким уставшим был. Я с утра ничего не ел и не пил. То есть, ну, вообще. Я и до этого голодал, такая изможденность была. И у меня было сто гривен, я их там себе откладывал. Я говорю:
— Ну, поехали!
— Нет, будем экономить, надо экономить.
Ну ладно, будем экономить, смирился. Подождали мы эту электричку. Долго мы ехали, три часа. И представляете, электричка высаживает нас в лесу. Три часа дня, начинает уже темнеть, зима, и мы идем. Он, как сейчас помню, я говорю:
— Куда идти?
Он знаете, так еще щурится, забывает чуть-чуть, склероз старческий
— Туда идем, — говорит, — сейчас туда пройдем три километра, потом направо пять, и семь километров финишная прямая.
Ну, хорошо. Я никогда в жизни не ходил этим лесом, я знаю, что там очень далеко, много поворотов. Я даже не запоминал, я там только один раз в жизни проезжал там, меня на машине кто-то вез. Хорошо, пошли. Оказалось, что мы не три километра прошли, а восемь, свернули мы до поворота, и там еще надо было много идти. И когда мы прошли первые восемь километров, вдоль трассы, я выше него ростом и шел быстрее. А он медленнее шел. Мне рюкзак плечи давил. Когда я тяжесть несу, я автоматически, как и все мы, начинаю быстрее идти, чтобы быстрее дистанцию пройти, чтобы отдохнуть. И лямки рюкзака просто вдавливали в плечи. Он был наполнен книгами и иконами, тяжелый.
И я шел быстрым шагом, и подумал: «что его ждать?» Я с Иисусовой молитвой как дал… Восемь километров прошел. Устал, конечно, я же в надежде был, что я три километра прошел примерно. Ну, я уже заметил, что намного больше прошел, зима же. У меня уже ноги мокрые были. Прошел, стою, жду его. А он тоже православный, такой, знаете, намоленный, тоже против Апокалипсиса, Патриарха, против всех на свете. И знаете, такой весь православный. Иду, а он сквернословит. И знаете, машины едут, его не слышно. По мере его приближения все это сквернословие становится слышным, вся эта ругань.