Отец между тем, сидя на койке, тщательно обрабатывал свои энергичные, втянутые щеки жужжащей механической бритвой; Зойка смотрелась в круглое зеркальце, держа его в одной руке, другой причесывалась; Лошадкин, громко шурша бумагой, сосредоточенно рылся в рюкзаке. Неужели они ничего не поняли, и в комнате все так же, как и вчера? Нет, не все: Женя, сгорбившись, сидел на своей койке, локоть правой руки упер в колено, подбородок — в кулак. И при этом смотрел в пол, в одну точку, в темную шляпку гвоздя.
Кирилл с Павлом Михайловичем и тем самым старичком пили за столом чай.
— Доброе утро, — Кирилл посмотрел на Валеру. — Иди скорее смой онежской водицей недовольство и лень со своей физиономии. Хороша сегодня водица!
Он что, смеется над ним? Делает вид, что ничего не случилось?
— Ладно, — произнес Валера и кинул взгляд на стол: Архипов и компания с аппетитом жевали черствый черный хлеб, скудно посыпанный сахарным песком. Значит, совсем обеднели, обнищали, даже консервы у них вышли!
— А где Ярослав? — спросил Валера.
— Все пытается что-то подцепить на крючок, «Каракумы» его давно кончились — съел, наверно, вместе с обертками, насилу мы упросили его взять кусок хлеба.
— Ясно... — Валера нестерпимо покраснел и посмотрел на Василия Демьяновича, который, продолжая шуршать бумагой, что-то выкладывал из одной и другой тумбочки, заворачивал в газету и прятал в небольшую сумку.
— Андрей Георгиевич, ну возьмите яйцо, — обратилась Анна Петровна к старичку. — У нас с Таней еще одно есть... И вы, Павел Михайлович. Кусочек копченой, из НЗ... Простите, что больше нечего предложить...
— Ну что вы, что вы! — стал отказываться Павел Михайлович. — Большое вам спасибо, надо думать, через день-два кончится наша голодуха.
— Конечно, — сказала Татьяна. — Жаль, в Ямках ничего нельзя купить: местные все, что могли, уже продали.
В это время Василий Демьянович встал с пола, поднял сумку и деловито бросил своим:
— Поехали.
— Куда? — Валера почувствовал, как уже не только лицо, но и шея и даже руки его стали медленно наливаться густой, тяжелой, стыдной краской.
— На свежий воздух... Чего торчать взаперти?
— А я бы позавтракал здесь, — сказал Валера и посмотрел на отца, который ладонью поглаживал гладкие, досиня выбритые щеки.
— И я, — мгновенно отозвался Женя, и твердым, сильным взглядом, вобравшим в себя все тепло, всю благодарность и доброту, на которую был способен, посмотрел на Валеру.
— А что ж — идея! — не растерявшись, кинул отец. — Толково! Демьяныч, вываливай на стол снедь.
Все это случилось так неожиданно, Лошадкин был так огорошен, что застыл на полдороге к двери и глаза его недоуменно моргнули.
— Здесь? Ну давайте, здесь... — смущенно пробормотал он.— Я же не против... Как хотят все... — Он подошел к столу и принялся выкладывать из сумки кульки и свертки с колбасой, сыром, плавлеными сырками в серебристых обертках, банку с паштетом и напоследок поставил коробку с миндальным печеньем.
— Ого! — ахнули в один голос «повышенки».
— А вы что ж думали, — с места в карьер стал оправдываться Василий Демьянович. — Еще в Москве все предусмотрели, позаботились и тащили на себе... Мало ли что бывает в дороге!
— Молодцы! — проговорил Павел Михайлович. — Ничего не скажешь! Вот с кого, Кирилл, будем брать пример в грядущем!
— Гениально! — сказал Кирилл. — Турист — это прежде всего носильщик... Чем больше за спиной, тем ярче кажется окружающее! Верно?
«Повышенки» и старичок рассмеялись.
— Прошу, — сказал отец и покрутил рукой над столом. — Прошу почтенное общество разделить с нами трапезу.
Все, как по команде, принялись благодарить и отказываться, но отец и слушать не хотел:
— Валера, перекрой все выходы отсюда! — распорядился он. — Будем кормить насильно... Павел, — вдруг обратился отец к сидевшему в сторонке Архипову-старшему, и то, что он назвал его по имени, всех удивило, — не заставляй приглашать тебя дважды...
Тот понимающе кивнул и придвинулся к ним.
— Что ж делать, коли принуждают, — тяжко вздохнула Анна Петровна и первая потянулась к нарезанной кружками колбасе.
Короче говоря, через несколько минут ели все, в том числе и Ярослав, которого позвал Валера. За столом стоял шум и хохот, и даже Василий Демьянович, придя в себя, принялся делать бутерброды и галантно угощать дам. Хорошо причесанная, умытая, с голубыми бантиками в волосах, Зойка излучала радость и благополучие. Павел Михайлович держался легко, свободно, перекидывался словечками с отцом, и казалось, между ними ничего и не было. Все пили чай, вкусно похрустывали миндальным печеньем, пересмеивались и не переставали восхищаться «гениальной» предусмотрительностью и запасливостью Лошадкина, и он заслуженно сиял своими крепкими красными щеками.
— Хватит насыщаться! — вдруг сказала Анна Петровна. — Надо и совесть знать... Вас же пятеро! Что будете есть завтра?
— Не беспокойтесь! — поспешил успокоить ее Валера. — Это не последнее! И потом, сегодня должен прийти теплоход. — И заметил, как отец беспокойно вскинул на него глаза. — Мы пополним свои запасы!