Остров, зовущий к себе

 Раньше всех и незаметно исчез с лихтера Кирилл. За ним, громко посмеиваясь, ушли в обнимку две студенточки; потом, протяжно позевывая, последовала Зойка и на ходу бросила со сходней в воду обертку «Каракумов». Валера пошел за отцом. Уже на трапе, ведущем в их комнату, тот взял его за локоть.

 — Надеюсь, не скучал без нас?

 — Нет, — честно признался Валера. — А ты доволен вылазкой?

 — Неплохо скатали... Какая там тишина! Впервые за всю поездку ощутил ее там, а вернулись — вроде и здесь она. А про эти маленькие часовенки не говорю — иная стоит собора. Величавые. Заставляют думать, выворачивают тебя! Жаль, времени не хватило прочувствовать их до конца и к тому же родитель твоей подружки немилосердно шумел.

 — Но-но, — заворчал Лошадкин, шедший за ними, — больше слушай его.

 «Значит, — понял Валера, — я был не прав, когда думал, что отец равнодушен к деревянному зодчеству, к иконам и резьбе».

 — А это правда, что Павел Михайлович нашпиговал вас в поездке своей эрудицией? — вдруг спросил отец. Этот вопрос поразил Валеру.

 — Ни капельки! Он удивлялся и радовался как маленький!

 — Не сочиняешь? — отец сузил глаза.

 — Нисколько!

 Отец снова стал таким, каким был в купе до того, как по коридору прошел Павел Михайлович, — веселый, въедливый, любящий преувеличения. А почему? Понял, что не прав, что не мог помочь ему с защитой Архипов, или оттого, что завтра, подумать только — завтра! — придет сюда теплоход?

 — Говорят, «Метеор» могут ремонтировать дня три, — сказал Валера, а Василий Демьянович добавил:

 — Где три, там и пять, а где пять, там и неделя. С завтрашнего дня будем экономить продукты.

 После ужина Валера решился и спросил, внимательно глядя в глаза отцу:

 — Пап, а ты правда не жалеешь, что приехал сюда? Ведь получилось все не так, как ты думал.

 — Нет, — коротко сказал отец. — Забудь о том, что я говорил про него. Бывает так, что на резких поворотах заносит. Хотя я до сих пор считаю, что он мог поступить и по-другому. Но это его право, поступить так, как он хочет... Ну и все. Хватит об этом.

 Валера раньше всех забрался под одеяло и, успокоенный, что в общем у них все утряслось, наладилось, закрыл глаза. Но что-то мешало ему спать.

 Он оторвал от подушки голову и осмотрелся. Жиденькая северная ночь смотрела в огромные окна, и в комнате было довольно светло. Вон там спят — странно, спят, а не рисуют! — «повышенки», вон счастливо посапывает во сне Зойка, вон негромко и благодушно пыхтит, активно восстанавливая израсходованную за день энергию, ее папаша. А вон чернеет на подушке темноволосая голова отца. А вон... Нет, что ж это такое! На койке, где всегда лежал Кирилл, виднелась голова старичка. Сердце Валеры сжалось от неожиданности и удивления.

 Не веря себе, Валера повыше приподнялся над подушкой. Сомнения не было — это был он! Узенькое лицо с седыми бровями и темными веками... А где же Кирилл?

 Валера стал перебегать глазами с койки на койку, достиг койки Павла Михайловича. И увидел на ней две головы: младший и старший Архиповы спали спиной к спине — отец стащил во сне с плеча сына одеяло, и была четко видна белая майка Кирилла.

 Валера опустил голову на подушку, натянул на глаза одеяло, зажмурился и почувствовал, как внутри что-то стало жечь. Он хлюпнул носом, вытер ладонью глаза и еще туже сжал веки, чтоб ничего больше не подступало изнутри и не жгло. Но стало еще хуже...

 Как же так вышло? Никто, никто из них, стоявших на носу лихтера, не пожалел этого старичка, никто, даже Женя, умный, все понимающий, чуткий, воспитанный Женя. И лишь они, они, Кирилл с отцом, они... Что стоят после этого все разговоры Лошадкина о русском духе и обостренной совести?

ГЛАВА 20

 Валера понимал: в общем-то это мелочь, что Архиповы уступили койку какому-то старику, мелочь это, да... Но сколько их было, вот таких, казалось бы, мелочей, и эта как последняя капля, и у Валеры вдруг на многое открылись глаза: на жизнь отца и на его, Валерину, жизнь. Как же они не догадались? Ведь он, Валера, мог подсказать, намекнуть отцу... И нечего радоваться: ничего еще не утряслось и не наладилось у них. Это плохо, это очень плохо, что отец снова в добром расположении духа, что он веселится и острит; ведь все оттого, что завтра — нет, уже не завтра, а сегодня, сегодня! — пришвартуется к кижскому причалу экскурсионный теплоход.

 Наверно, отец лишь на словах, лишь внешне простил все Павлу Михайловичу, потому что, если б он по-настоящему все понял, не искал бы больше поддержки разных влиятельных людей.

 Нескоро удалось Валере отогнать все эти мысли и уснуть.

 Проснулся он от яркого солнца и веселого крика Зойки:

 — Ну и соня же! Вставай, не то оболью!

 Валера не хотел вставать: ему стыдно было посмотреть в глаза Павла Михайловича и Кирилла.