– Да мне плевать на экстрасенса! Меня волнует лишь то, что случилось с нашим ребенком. – (При этих словах Дефне вздрогнула, словно дотронувшись до раскаленного железа.) – Ты не имела права скрывать от меня беременность.
– Не имела права?! Правда? – Взгляд Дефне стал тяжелым. – Мне было восемнадцать лет. Я осталась совершенно одна. Напуганная до потери пульса. Я не знала, куда идти. Мне было даже страшно представить, что со мной будет, если узнают родители. Я сгорала со стыда. А знаешь, каково это – обнаружить, что ты беременна, и не знать, к кому бежать за помощью? И везде были солдаты. В разделенном городе, в худшее из времен, под звуки радио, день и ночь орущего: «Оставайтесь дома!» – и объявляющего каждый час новые экстренные меры, и ты не знаешь, что принесет тебе завтрашний день, и везде паника, люди нападают друг на друга и мрут пачками… Ты можешь себе представить, каково это – пытаться скрыть беременность, когда рушится мир и тебе вообще не с кем поговорить?! А где был ты? Если тогда тебя там не было, то сейчас ты не имеешь права меня судить.
– Я не собираюсь тебя судить.
Однако Дефне уже повернулась и зашагала прочь.
Костас застыл в безжалостном неоновом свете витрины, охваченный чувством беспомощности, настолько пронзительным, что ему вдруг стало трудно дышать. Бросив рассеянный взгляд на витрину, возле которой они стояли, Костас принялся машинально рассматривать золотые и серебряные изделия, аккуратно разложенные на стеклянных полках: кольца, браслеты, ожерелья, которые обычно покупают, чтобы отметить помолвки, дни рождения, юбилеи – короче, все то, что они пропустили за годы разлуки.
Дефне категорически не желала говорить, но он должен был узнать правду. Завтра утром он первым делом позвонит доктору Норману и спросит, что случилось летом 1974 года, когда он, Костас, был за много миль отсюда.
Не твой джинн
Снежная буря наконец закончилась, небо сделалось бледно-серым, хотя и черным по краям, словно брошенная в огонь ненужная фотография. Ада с тетей ушли из дому под предлогом шопинга, но на самом деле для визита к экзорцисту.
– Поверить не могу, что повелась на это, – прошептала Ада, когда они направлялись в сторону метро.
– Нам чрезвычайно повезло, что он согласился нас принять, – ответила Мерьем, громко стуча подошвами обуви на танкетке.
– Что-то непохоже, чтобы к этому парню выстраивались в очередь.
– На самом деле к нему не попасть. Ближайшее свободное окно было через два с половиной месяца! Мне пришлось пустить в ход все свои чары во время нашего телефонного разговора.
Они вышли на станции «Олдгейт-Ист», где заглянули в кофейню и заказали чай латте для Ады и мокко с белым шоколадом и двойными сливками для Мерьем.
– Только ни слова, ни полслова твоему отцу. Он мне этого никогда не простит. Обещаешь?
– Не волнуйтесь. Я ни за что ему не скажу! Папа наверняка сильно во мне разочаруется, узнав, что я трачу время на всякие там фокусы-покусы. Мы с вами покрыты общим позором и связаны одной тайной!
Когда они нашли нужный адрес, было уже почти три. На свинцово-сером небе – ни намека на солнце.
Шумную улицу окаймляли голые деревья. Ада увидела новые многоквартирные дома, индийские ресторанчики, пиццерии, халяльные закусочные, лавки, где продавали палантины и сари, магазины, собственниками которых являлись потомки представителей самых успешных волн эмиграции: начиная с французских гугенотов, восточноевропейских евреев и кончая пакистанскими и бенгальскими общинами. В витринах кебабных медленно вращались мясные туши, вводившие сами себя в транс, словно последние гости на затянувшейся вечеринке. Мерьем зачарованно озиралась по сторонам, восхищенная тем Лондоном, о существовании которого даже не подозревала.
Направившись против движения транспорта, тетя с племянницей оказались у двухквартирного дома из красного кирпича. Звонка на двери не было, только латунное дверное кольцо в форме скорпиона с поднятым хвостом. Они громко постучали в дверь.
– Кто-то явно любит выпендриваться, – с легким отвращением посмотрев на кольцо, сказала Ада.
– Тсс! Следи за языком, – прошептала Мерьем. – Нехорошо смеяться над святыми людьми.
Не успела Ада ответить, как дверь отворилась. На пороге стояла молоденькая девушка в желто-зеленом платье до щиколоток и с таким же шарфом на голове.
– Ас-саляму алейкум[23], – сказала Мерьем.
– Уа-алейкуму ас-салям[24], – ответила девушка. – Проходите. Мы ждали вас раньше.
– Поезда в метро шли с жуткими задержками. – Мерьем предпочла умолчать о магазинах, в которые они, по ее настоянию, заходили по пути.
У входа аккуратно выстроились туфли различных размеров, носами к входной двери. С верхнего этажа доносились голоса ссорящихся детей и ритмичное постукивание мяча. Дальше по коридору орал младенец. В воздухе чувствовался едва уловимый застарелый запах стряпни.
Мерьем внезапно замедлила шаг. У нее сразу вытянулось лицо.
Ада с удивлением посмотрела на тетю:
– Что случилось?