Остров пропавших деревьев

– Бургос был глубоким тылом франкизма. Вдали от линии фронта. А значит, все тела, которые мы находили в местах массовых захоронений, принадлежали гражданским. Тамошние семьи, как правило, не любили говорить о своем прошлом. Они лишь хотели отдать последний долг своим родным – устроить им похороны. – Сделав глоток воды, Мария Фернанда продолжила: – Однажды я отправилась на место раскопок на такси. Сильно опаздывала. Таксист показался мне приятным парнем – дружелюбным, забавным. И вот, когда спустя какое-то время мы проезжали мимо очаровательного городка под названием Аранда-де-Дуэро, таксист посмотрел на меня в зеркало и сказал: «Это Красная Аранда. Здесь полно смутьянов. Наши парни ликвидировали здесь кучу людей – старых и молодых. Без этого было не обойтись». И я вдруг поняла: человек, с которым я мило болтала о погоде и всяких пустяках, отец троих детей, гордо выставивший фото своей семьи у ветрового стекла, на поверку оказался тем, кто поддерживал массовые убийства мирных жителей.

– И что ты сделала? – спросил Дэвид.

– А что я могла? Ведь мы были наедине на пустой дороге. Но весь оставшийся путь я сидела, словно воды в рот набрала. Не промолвила ни слова. А когда мы приехали, расплатилась и ушла, не удостоив его даже взглядом. Он, естественно, понял, в чем дело.

Дэвид закурил трубку и, выпустив клуб дыма, махнул рукой в сторону Дефне:

– А что бы ты сделала в подобной ситуации?

Все посмотрели на Дефне. В тусклом свете свечей ее глаза сияли, точно полированная бронза.

– Я вовсе не собираюсь морализировать. Простите, если что не так. Но я бы велела ублюдку остановить чертову машину и выпустить меня! Поймала бы попутку или типа того! Короче, подумала бы об этом позже.

Вглядевшись в лицо Дефне, Костас понял, что она говорит абсолютно серьезно. И в это мимолетное мгновение он, словно усталый путник в ночи, который при вспышке молнии видит смутные очертания дома вдали, увидел прежнюю Дефне, с ее яростной нетерпимостью по отношению к любой несправедливости, ощущением собственной правоты и страстной любовью к жизни.

– Не всем суждено быть бойцами, моя дорогая, – попыхивая трубкой, заметил Дэвид. – Иначе у нас не было бы ни поэтов, ни художников, ни ученых…

– А вот я не согласна, – буркнула Дефне в свой бокал с вином. – В жизни случаются такие моменты, когда каждому из нас приходится быть бойцом. Оружием поэта являются слова, оружием художника – картины… Но ты не можешь сказать: «Извините, но я поэт, поэтому я – пас». Ты просто не имеешь права так говорить, когда кругом столько страданий, неравенства, несправедливости. – Дефне залпом осушила бокал и поставила его вверх дном. – Костас, а как насчет тебя? Как бы ты поступил в таких обстоятельствах?

Костас задержал дыхание, чувствуя на себе тяжелый взгляд Дефне:

– Не знаю. Для этого нужно самому оказаться в подобной ситуации.

По лицу Дефне пробежала сдержанная полуулыбка.

– Ты всегда умел рассуждать аргументированно, логично. Любитель наблюдать за чудесами природы и людскими ошибками.

В ее тоне послышались резкие нотки, которых невозможно было не заметить. Настроение за столом сразу испортилось.

– Эй, не судите, и не судимы будете! – взмахнул рукой Дэвид. – Лично я поехал бы дальше и продолжил бы трепаться с таксистом.

Однако Дефне не слушала. Она смотрела на Костаса и только на него одного. И он понял, что за этой внезапной вспышкой ярости скрываются все несказанные друг другу слова, которые кружились в душе Дефне, точно снежинки в стеклянном снежном шаре.

Костас перевел глаза на ее руки, изменившиеся с годами. Раньше Дефне любила красить ногти перламутровым розовым лаком. Но теперь, когда она этого больше не делала, ее руки выглядели неухоженными: ногти короткие, неровные, кутикулы в заусенцах. Когда он посмотрел на лицо своей бывшей возлюбленной, то поймал на себе ее пристальный взгляд.

У Костаса участилось дыхание, грудь судорожно вздымалась и опускалась. Он наклонился вперед и сказал:

– Есть еще один вопрос, заслуживающий внимания. Вопрос, возможно, еще более непростой. Что бы мы делали, оказавшись в том же Бургосе в самый разгар гражданской войны тридцатых годов? Сейчас легко заявлять, что мы непременно поступили бы правильно. Но, честно говоря, никто из нас не знает, где бы мы оказались в случае военных действий.

Тем временем, нарушив повисшую за столом тишину, официант принес основное блюдо: шашлык из баранины с сыром фета и мятой, а также рыбу, запеченную в белом вине, жаренные креветки в чесночном масле; острого цыпленка с приправой «Семь специй» и тушеные листья джута по-ливански…

– Всякий раз, как приезжаю на Кипр, я набираю десять фунтов, – довольно погладил себя по животу Дэвид. – Еда – единственное, в чем турки и греки сходятся.

Костас улыбнулся, хотя ему показалось, что они явно зачастили. Слишком много пьют. Особенно Дефне.

Словно прочитав его мысли, она подняла бокал:

– Ну ладно. Давайте сменим тему. Уж больно мрачная. Итак, Костас, расскажи, что привело тебя к нам на Кипр? Твои любимые деревья, или мхи, или лишайники?