Остров Итонго

Пространство, заполненное изваяниями, полого шло вверх, образуя обширный склон, поросший низкой, светло-зеленой травой. На фоне этого натурального ковра странно выделялись огромные каменные профили и лица, со всех сторон смотревшие на непрошеных гостей. От этих узких голов с тупо уставившимися вдаль глазами, от выпуклых, сильно выдвинутых вперед губ, от овальных, вытянутых лиц с неестественно длинными и слегка задранными кверху широконоздрыми носами исходила незыблемая мощь столетий.

Даже жизнерадостный обычно Питерсон ходил между этими великанами сосредоточенный, серьезный и немногословный. Только однажды у подножия какого-то менгира, в четыре раза превышающего его ростом, он сказал по-английски:

— Знаешь, Джон, эти смотрящие вдаль каменные монстры производят жуткое впечатление. Не хотел бы я оказаться один среди них при свете луны.

— Я тоже, — признал его правоту Гневош. — Выражение некоторых лиц кажется необычным. Можно бы сказать, что в них присутствует какая-то каменная обреченность. Эти лица, которые смотрят на нас с перспективы миллионов лет, запечатлели в своих взглядах лапидарную серьезность. Но как бы ты отнесся к предположению, что выражение их лиц сформировалось под действием времени.

— Сформировались? Ты хочешь сказать, что раньше они выглядели иначе?

— Да, именно так.

— Мне это кажется малоправдоподобным, Джон. Статуи, меняющие выражение своих лиц на протяжении столетий…

— А тем не менее — почему бы и нет?

Капитан недоверчиво покачал головой:

— Слишком субъективный подход. Мне думается, что ты приписываешь этим чудовищам из далекого прошлого эмоции и душевное состояние, которое они вызывают у тебя, современного человека.

— Нет, Уилл. В том, что я сказал, есть и доля объективного. Отсюда и берется тот страх, который они вызывают.

— Я не философ, а тем более не мистик. Не стану с тобой спорить.

— Это страх перед мощью столетий. Менгиры — ничто иное, как застывшие в контурах человеческих лиц аккумуляторы многовековой энергии. Мы проходим мимо них, как мимо станций высокого напряжения. Это то, что принято называть преклонением перед прошлым.

Разговор прервала Руми, которая довольно резко потянула Чандауру за рукав. Он повернулся к ней с улыбкой.

— Что скажешь, принцесса?

— Будь осторожен, Чандаура! Ты уже два раза пересек тень каменных лиц.

— Что ж в этом плохого?

— Нехорошо, когда соприкасаешься с тенями каменных людей, — подтвердил предостережение жрицы Хуанако. — Лучше их обходить. Они могут повлиять на того, кто окажется в их пределах.

— Что за предрассудки! — пробормотал Питерсон по-английски.

Хуанако строго на него посмотрел, но ничего не ответил. Но с тех пор оба белых с далека обходили мрачные полосы тьмы, тянувшиеся от каменных изваяний.

Перед самым заходом солнца они спустились к руинам святилища. Оно имело форму пирамиды со срезанной вершиной. С четырех сторон, соответствующих четырем сторонам света, к алтарю, находящемуся на вершине, вели каменные ступени. Рядом возвышались остатки мраморной галереи, крышу которой поддерживали уродливые кариатиды.

— Бывший храм Солнца, — показал на пирамиду Хуанако.

— Он напоминает похожие сооружения в стране фараонов и недавно открытые строения в Центральной Америке, на полуострове Юкатан, — сказал Атахуальпа.

— Ты видел их собственными глазами, сын мой? — с интересом спросил старик.

— Первые, египетские, я знаю только по гравюрам, но зато вторые, стоящие по сей день на земле древних тольтеков, я видел воочию.

Они спустились к галерее. Неподалеку гудел уже лагерь итонган. При виде приближающихся важных лиц множество мужчин и женщин выбежали для приветствия из вигвамов и, в знак почтения, остановились на некотором расстоянии от руин.

— Здесь, в этом притворе, — объяснял Хуанако, — жрецы Солнца, прежде чем возложить жертвы на алтарь, облачались в литургические одеяния. Тут, в этом уже разрушенном тайнике, они хранили свое облачение.

Действительно, портик с восточной стороны был перекрыт двумя стенками, которые образовывали что-то вроде ризницы. Сохранились даже остатки мраморного кресла, опирающегося спинкой о стену.

Чандаура подошел к нему и сел. Закрыл глаза. Свет луны, поднимавшейся из-за пирамиды напротив, осветил его бледное, судорожно перекошенное лицо. Атахуальпа обеспокоенно к нему наклонился.

— Что с тобой, Джон? Ты болен?

Король с трудом поднял тяжелые веки.

— Мне кажется, что я скоро впаду в транс. А я-то уже думал, что та оживленная жизнь, которую я здесь веду, освободит меня от этих ненавистных припадков. Увы! Не все так просто! Не мог бы ты как-нибудь закрыть меня от глаз толпы.

Руми сняла с плеч свою шафрановую шаль и растянула ее между колоннами так, чтобы полностью заслонить сидящего в кресле короля. Он уже начал погружаться в глубокий сон. Откинул голову назад, руки свесил вдоль туловища и впал в состояние беспамятства. Хуанако, Атахуальпа и Руми встали на стражи перед растянутой шалью.