Остров Итонго

— Этому острову, острову Итонго. А что уж совсем странно, так это то, что я о нем никогда не слышал. Я знаю насквозь всю Меланезию, я бесконечно много раз посещал все порты и пристани Микронезии, я годами скитался по архипелагу восточной Океании, я безжалостно ломал язык наречиями папуасов, я ухлестывал, и не без успеха, за прекрасными маоритками с Новой Зеландии и прелестными девушками с Таити, я пьянствовал в кабаках с малайскими людоедами, я был запанибрата с канаками Маркизских и Гавайских островов. И нигде, ни один из этих джентльменов и ни одна из этих леди ни словом не намекнули мне об острове Итонго.

— Вероятно, остров лежит вдали от морских путей.

— И на морских картах его тоже нет.

— Наверное, корабли не заходят в эти негостеприимные воды.

Капитан задумался.

— А знаете, что с самого начала больше всего меня удивило? — спросил он через некоторое время.

— Что же?

— Язык и внешний вид здешних жителей.

Гневоша это слегка заинтересовало.

— Вы ведь с ними сразу нашли общий язык. Я был восхищен той легкостью, с какой вы с ними общались, капитан. Итонгане говорят на каком-то хорошо вам известном наречии.

— В том-то и дело, что нет. Характерной чертой их языка является поразительная мешанина. В ней слились вместе все языки Океании, ба! если бы только Океании! Поверите ли вы мне, что во время беседы с ними я выловил в этом островном воляпюке несколько исконно индийских слов, а даже кое-где несколько звуков мелодичного испанского языка? Язык итонган это какой-то совершенно удивительный сплав наречий Океании, краснокожих жителей Южной Америки и черт знает еще каких других примесей.

— Но, как бы там ни было, вы довольно быстро разобрались в этом языковом хаосе.

Питерсон довольно улыбнулся.

— Ну да. У меня есть некоторые способности в этом деле. Вопрос практики и чуткости слуха. Когда я говорил с Изаной, мне казалось, что я нахожусь в языковедческой экспедиции и перемещаюсь с острова на остров, с архипелага на архипелаг, а потом вдруг ненадолго переношусь в Перу, Чили, Патагонию или даже в Мексику.

— Феноменальная смесь!

— И не менее феноменальный тип людей. Итонгане совмещают в своем внешнем облике разнообразные черты. В основном у меня создается впечатление, что они относятся к типу метисов, называемых «cholo» или «chino». Это — необычная комбинация, возникшая из смешения полинезийской крови с кровью южноамериканских индейцев, а, возможно, и с долей голубой крови сынов Кастилии.

— И это бы соответствовало той необычной языковой смеси, которой они пользуются, — вставил Гневош.

— Несомненно. Мне очень жаль, что с нами сейчас нет моего старого лондонского приятеля, доктора Стиррапа, завзятого фольклориста и этнолога. Он бы здесь порадовался от души.

Разговор был прерван появлением Изаны. Вождь жевал листья ареки и сплевывал на землю горьковатый, красно-желтый сок.

— Белые братья, — любезно обратился он к ним. — По велению судьбы вы прибыли к нам в праздник качелей. Если хотите, то вы можете под моим присмотром взглянуть на это прекрасное ежегодное празднество.

Питерсон, заинтересовавшись предложением, встал с циновки.

— Какому богу посвящен этот праздник?

— Праздник качелей не посвящается богам, он ускоряет рост злаков и прочих растений.

Капитан обратился к Гневошу.

— Давайте выйдем из хижины. Следует воспользоваться любезностью вождя. Мы сможем увидеть что-то вроде магического представления. Похоже, что на острове сохранились очень старые верования и обряды.

Они вышли из прибежища. Обширная лужайка перед пуухонуа, заслоненная слева и справа стеной панданового леса, уже была полна людей. В лучах заходящего солнца поблескивали коричнево-красные торсы мужчин в наброшенных на плечи пончо, обнажалась в невинном бесстыдстве тропическая красота женщин, скрывающих свой срам под узкой набедренной повязкой «улури», сотканной из нежной, как батист, коры.

Лихорадочные приготовления к обряду уже заканчивались. Юноши вбивали в землю опоры качелей, девушки украшали головы миртовыми венками с вплетенными в них цветами мимозы, алым ремнецветником и розеллой. Под заботливой сенью священной рощи, на возвышении, сооруженном из обтесанных эвкалиптовых стволов, собрались старейшины и жрецы.

Загремел большой деревянный барабан «гаррамута». Глухой, равномерный звук в одно мгновение словно бы сгреб в горсть человеческие голоса, сжал их, связал в едино и задушил. Среди тишины наступающего вечера дрожал одинокий, монотонный барабанный бой.

А потом, словно вздох облегчения, протяжно всхлипнула бамбуковая свирель «каура».

Девушки выстроились в два ряда. Пять самых статных из них вышли из рядов и встали в центре квадрата, где возвышались качели, украшенные пальмовыми листьями и букетами красных цветов телопеи. Главная участница обряда, стройная, преисполненная экзотической красоты девушка подняла руки к заходящему солнцу и, глядя на его диск, стала медленно опускать их вдоль тела.

— Это принцесса Руми, дочь Аталанги, — шепнул Изана на ухо капитану.

— Красивая девушка. Видна порода. Похожа, скорее, на чистокровную креолку, чем на метиску.