Остроумие и его отношение к бессознательному

Столь же комично происшествие в одном венгерском городке, в котором кузнеца обвиняли в убийстве, но бургомистр приговорил к повешению портного, потому что в городке было два портных и всего один кузнец, терять которого не хотелось (а преступление следовало покарать). Такое смещение, такой перенос вины с личности виновника на другую противоречит, разумеется, всем законам сознательной логики, но отнюдь не противоречит способам мышления бессознательного. Я без колебаний назову последнюю историю комической, однако историю с котлом все-таки отнес к случаям остроумия. Что ж, теперь я согласен с тем, что и ее правильнее считать комической, но мне ясно, почему мое столь уверенное прежде чувство привело к сомнению по поводу того, является эта история комической или остроумной. Перед нами тот именно случай, когда невозможно, руководствуясь одним только чувством, решить, когда конкретно возникает комизм вследствие выявления способа мышления, свойственного бессознательному. Такая история может одновременно быть комической и остроумной, но выглядит при этом шуткой, даже сохраняя суть комизма, поскольку использование мыслительных ошибок бессознательного напоминает об остроумии (как и прочие приемы обнаружения скрытого комизма).

Я придаю особое значение точному выяснению этого спорного пункта моих рассуждений, то есть отношениям остроумия и комического, а потому хочу дополнить сказанное выше рядом негативных суждений. Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что обсуждавшийся случай совпадения остроумия с комизмом не тождественен предыдущему. Различие, безусловно, очень тонкое, но о нем можно говорить с уверенностью. В предыдущем случае комизм обусловливался раскрытием психического автоматизма. Этот автоматизм присущ далеко не одному только бессознательному, он не играет сколько-нибудь заметной роли среди технических приемов остроумия. Разоблачение связывается с остроумием случайно, когда его применяют иные технические приемы остроумия – скажем, отображение с помощью противоположности. Но при работе бессознательного мышления совпадение остроумия и комизма неизбежно, так как тот же самый прием, который автору шутки служит техникой высвобождения удовольствия, непременно доставляет третьему лицу комическое удовольствие.

* * *

Легко поддаться искушению, попытаться обобщить последний случай и ринуться на поиски связей между остроумием и комизмом в том, что воздействие шуток на третье лицо осуществляется в согласии с действием механизма комического удовольствия. Но это вовсе не так. Совпадение с комическим налицо далеко не во всех, даже не в большинстве шуток. Наоборот, чаще возможно строго отделить остроумие от комизма. Если шутке удается избавиться от видимости бессмыслицы (это верно для большинства острот, построенных на двусмысленности и намеке), то у слушателя не отыщется и следа воздействия, сходного с комическим. Удостовериться в этом можно на примерах, приведенных выше, и на некоторых новых.

Поздравительная телеграмма к 70-летию со дня рождения некоего азартного игрока: «Trente et qua-rante»[156] (разделение с аллюзией)».

Описание производства табака у Хевеши: «Ярко-желтые листья… окунали в раствор и растворяли в нем» (многократное употребление одного и того же материала).

Мадам де Ментенон[157] в обществе называли мадам де Ментенан (Maintenant, изменение имени).

Профессор Кэстнер сказал одному князю, что встал перед телескопом во время лицезрения звезд: «Мой принц, вы, конечно, светлейший (dur-chlauchtig), но не прозрачный (durchsichtig)».

Графа Андраши прозвали «министром прекрасной внешности»[158].

Можно еще отметить, что все остроты с «бессмысленным фасадом» кажутся комическими и должны, следовательно, оказывать соответствующее воздействие. Однако я напоминаю о том, что подобные остроты зачастую действуют на слушателя иначе, вызывают смущение и склонность к их неприятию. Значит, надо установить, является ли бессмысленность в шутке комической – или всего-навсего сугубой, неприкрашенной бессмыслицей. Этого мы еще не выяснили, а потому заключаем, что шутки по их природе надлежит отличать от комизма, что они порой совпадают с комическим – в некоторых частных случаях и по своему стремлению извлекать удовольствие из умственных источников.

В изучении отношений остроумия к комизму перед нами всплывает то отличие, которое нужно признать важнейшим и которое указывает одновременно на основную психологическую черту комизма. Источник удовольствия от шуток мы по необходимости перенесли в бессознательное, но нет ни малейшего повода к тому, чтобы поступать так же с источником комического удовольствия. Наоборот, все наши исследования дают понять, что источником комического удовольствия является сравнение двух затрат, и обе мы должны отнести к предсознательному. Остроумие и комизм различаются в первую очередь психической локализацией; шутка, можно сказать, есть вклад в комическое из области бессознательного.