Пародия и переодевание добиваются унижения возвышенного иным способом – нарушая единство между известными характерными чертами и людскими поступками и речами, подменяют сами выдающиеся фигуры или их речи более низкими аналогами. Этим они отличаются от карикатур, но механизм производства комического удовольствия остается тем же самым – и он же действует при разоблачении, которое пускается в ход, когда кто-нибудь добился уважения и власти обманом, хотя в действительности не заслуживает ни того, ни другого. Комический эффект разоблачения мы изучили на ряде примеров остроумия: вспомним шутку о знатной даме, которая при первых родовых болях восклицает: «Ah! mon Dieu!», но которой врач поспешил на помощь, лишь когда она закричала: «Аа-а!» Установив характерные признаки комического, мы не можем уже оспаривать тот факт, что перед нами образец комического разоблачения, что эту историю нельзя впредь относить к шуткам. Она напоминает шутку лишь общим видом и техническим приемом отображения посредством подробностей (здесь таковой является крик роженицы, выдающий ее истинное физическое состояние). При этом наша разговорная речь, если обратиться к ней за разрешением вопроса, позволяет причислить эту историю к шуткам. Объяснение таково: обыденное словоупотребление исходит вовсе не из научных выводов о сущности остроумия, к которым мы пришли в ходе кропотливого исследования. Одна из функций остроумия состоит в том, чтобы выявлять скрытые источники комического удовольствия, и потому даже отдаленное сходство позволяет считать шуткой любой прием, не вскрывающий явного комизма. Последнее замечание верно преимущественно для разоблачения, а также для всех прочих методов искусственного создания комического[153].
К «разоблачению» можно отнести и тот, уже упоминавшийся прием искусственного создания комизма, который унижает достоинство отдельного человека, выставляя на обозрение его типично человеческие слабости, в особенности зависимость душевных функций от телесных потребностей. Разоблачение тут сродни предостережению: мол, такой-то и такой-то, кем восхищаются и кого почитают как полубога, все-таки человек, как и мы с тобой. Сюда же относятся все стремления обнаружить за богатством и мнимой свободой психических функций монотонный психический автоматизм. Мы встречали примеры разоблачения в шутках о брачных посредниках – и уже тогда сомневались, имеем ли мы право причислять эти истории к шуткам. Вспомним анекдот о помощнике, который подтверждал все слова брачного посредника и в результате попал впросак, когда шадхен заявил, что невеста горбата («Ах, какой горб!»). Теперь можно вполне уверенно говорить, что это комическая история, образчик разоблачения психического автоматизма. Тем не менее указанная история служит только фасадом. Для каждого, кто привык вникать в скрытый смысл анекдотов о брачных посредниках, очевидно, что это отличная «костюмированная» шутка, а те, кому не свойственно вникать глубоко, будут рассуждать о комической истории. То же справедливо для случая с посредником, который, опровергая возражения, в конце концов воскликнул: «Да разве кто доверит этим людям хоть что-нибудь!». Это комическое разоблачение, которое служит фасадом для шутки, пусть тут характер остроумия намного заметнее, ибо речь посредника есть одновременно отображение при помощи противоположности – желая доказать, что его клиенты богаты, он вместе с тем доказывает, что они, наоборот, очень бедны. Остроумие и комизм объединяются и учат нас тому, что некоторые выражения могут быть и остроумными, и комическими.
Мы охотно пользуемся случаем перейти от комизма разоблачения к остроумию, так как нашей задачей все-таки остается, прежде всего, выяснение взаимоотношений между остроумием и комизмом, а не определение природы комического. Потому-то мы и обсудили пример психического автоматизма, по поводу которого не можем решить, комичен он или остроумен, и присоединяем сюда другой случай, в котором тоже сплетаются остроумие и комизм, – то есть «бессмысленные» остроты. Правда, наше исследование покажет, что для второго случая можно теоретически вывести совпадение остроумия с комизмом.