Остроумие и его отношение к бессознательному

Эта шутка использует технику бессмыслицы, заставляет просителя утверждать, что барон ничего ему не дарит в тот миг, когда он собирается просить о милости. Но бессмыслица здесь мнимая. Почти исключено, что богач ничем не одарит просителя, ведь закон обязует богатых людей раздавать милостыню. Строго говоря, богач должен быть благодарен, что проситель доставляет ему повод оказать благодеяние. Обыденное мещанское понимание милостыни противоречит религиозному пониманию. Оно открыто возмущается религиозным смыслом в другой истории с бароном, который, будучи глубоко тронут рассказом просителя о его страданиях, бранит лакея: «Выкиньте его вон: он разбил мне сердце». Это открытое выражение намерения вновь создает пограничный случай. Последние истории переходят для более наглядного пояснения почти исключительно к отдельным ситуациям и тем отличаются от совсем неостроумной жалобы – мол, на самом деле нет никакого преимущества в том, чтобы быть богачом среди евреев, так как чужое страдание не позволяет наслаждаться собственным счастьем.

Иные истории свидетельствуют о глубоко пессимистическом цинизме. В техническом отношении они являют собой пограничные случаи остроумия, как, например, нижеследующая история.

Тугослышащий обращается за советом к врачу, который ставит правильный диагноз: пациент, должно быть, пьет слишком много спиртного и поэтому глохнет. Врач советует больному впредь не пить, пациент обещает принять его совет во внимание. Спустя некоторое время врач встречает его на улице и громко спрашивает, как идут дела. «Благодарю вас, – слышит он в ответ, – не нужно так кричать, господин доктор. Я отказался от пьянства и опять слышу хорошо». Через некоторое время они встречаются снова. Врач спрашивает обычным голосом о состоянии здоровья больного, но замечает, что его слова пропадают втуне. – «Мне кажется, что вы опять пьете! – кричит доктор в ухо больному. – А потому опять не слышите!» «Вы правы, – отвечает тот. – Я опять взялся пить, но хочу объяснить, почему это случилось. Покуда не пил, я все слышал; но то, что я слышал, все было хуже спиртного». В техническом отношении эта шутка есть не что иное, как наглядное пояснение. Тут требуются диалект или искусство рассказчика, чтобы вызывать смех. Но за историей прячется печальный вопрос: может, этот человек прав, раз сделал такой выбор?

Аллюзии за всеми этими пессимистическими историями отражают безнадежное положение евреев. В силу этого я должен причислить их к тенденциозным остротам.

Другие, тоже циничные по своей сути остроты, а не только еврейские истории, нападают на религиозные догмы и даже на веру в Бога. История о «взгляде ребе», техника которой состояла в ошибочности сопоставления фантазии и действительности (трактовка этой техники как смещения тоже правильна), принадлежит к числу циничных, или критических острот; она направлена против чудотворцев и, конечно, против веры в чудеса. Гейне на смертном одре сотворил прямо-таки святотатственную шутку. Когда дружески настроенный священник воззвал к Божьей милости и указал, что он может надеяться на прощение у Бога всех своих грехов, Гейне ответил: «Bien sur qu’il me pardonnera: c’est son metier»[110]. Это унизительное сравнение, технически ценное как аллюзия, ведь ремеслом занимаются разве что врачи или ремесленники, но никак не Божество. Соль этой шутки заключается в ее намерении. Она как бы говорит: конечно, Бог мне простит, для того Он и существует, я выдумал Его ради этой цели (так заводят личного врача или адвоката). В Гейне, бессильно лежавшем на смертном одре, живо было осознание того, что он создал себе бога и наделил того могуществом, чтобы при случае воспользоваться его услугами. Плод творения человека дал о себе знать незадолго до гибели творца.

* * *

К обсуждавшимся выше трем видам тенденциозного остроумия – обнажающему или скабрезному, агрессивному (враждебному) и циничному (критическому, святотатственному) – я хотел бы присоединить четвертый, самый редкий вид, характер которого стоит наглядно показать на хорошем примере.

Два еврея встречаются на галицийской станции в вагоне железной дороги. «Куда едешь?» – спрашивает один. «В Краков», – отвечает другой. – «Какой же ты лгун! – возмущается первый. – Когда говоришь, что едешь в Краков, то ведь хочешь, чтобы я подумал, что ты едешь в Лемберг. А теперь я знаю, что ты действительно едешь в Краков. Почему ты лжешь?»