Шадхен защищает девушку, которую он предлагает в невесты, от нападок молодого человека. «Теща мне не нравится, – говорит юноша. – Она противная и глупая». – «Но вы женитесь не на теще, а на дочери». – «Да, но она уже немолода и не слишком-то красива». – «Ерунда, зато она тем более будет вам верна». – «Денег там тоже немного». – «А разве вы женитесь на деньгах? Вам жену подавай или деньги?» – «Но она к тому же горбата!» – «А что же вы хотели? Чтобы у нее не было ни одного недостатка?»
Обсуждается, как нетрудно догадаться, немолодая и некрасивая девушка с небольшим приданым, причем у нее малоприятная мать, а сама она отмечена физическим уродством. Эти условия вовсе не заманчивы для заключения брака. Но посредник умело опровергает каждый из этих недостатков, предлагая смотреть на него с той точки зрения, которая позволяет с ним примириться. Лишь горб он оценивает как недостаток, который нужно простить, потому что он единственный. Здесь опять налицо видимость логичности, характерная для софизма и призванная скрыть ошибку мышления. Девушка страдает очевидными недостатками, однако несколько из них можно простить и лишь один недостаток простить нельзя. Она не подходит для брака. Но посредник ведет себя так, будто каждый недостаток по отдельности устраняется возражением, хотя в действительности они поочередно обесценивают выгоды брака, а все вместе складываются в общее неблагоприятное впечатление. Он настаивает на том, что не нужно рассматривать их по отдельности и отказывается их суммировать.
Та же ошибочность мышления составляет ядро другого софизма, по поводу которого можно много смеяться, но мы вправе усомниться, принадлежит ли он к шуткам.
А. взял у Б. медный котел. После возвращения котла Б. подал в суд, так как в котле отыскалась большая дыра, из-за чего котел стал негоден для употребления. А. защищается: «Во-первых, я вообще не брал котла у Б.; во‐вторых, в котле уже была дыра; в‐третьих, я вернул котел в целости». Каждое возражение в отдельности само по себе обоснованно, однако в совокупности они исключают друг друга. А. обсуждает по отдельности все то, что следует рассматривать в связи друг с другом, – и так же поступает брачный посредник с недостатками невесты. Можно еще сказать, что А. ставит «и» в том месте, где возможно только «либо – либо».
Другой софизм мы находим в следующей истории с посредником брака.
Будущий жених замечает, что у невесты одна нога короче другой и что девушка хромает. Шадхен вступает с ним в спор. «Вы неправы. Допустим, вы женитесь на женщине со здоровыми, одинаковыми конечностями. Какой вам расчет? Вы ни на минуту не будете спокойны, опасаясь, что она упадет, сломает себе ногу и останется хромой на всю жизнь. Это страдания, волнения, расходы на врача! Если же взять эту девушку, то с вами ничего такого не случится, ведь налицо готовый результат».
Видимость логики здесь почти отсутствует, ибо никто не захочет отдать предпочтение уже случившемуся несчастью перед несчастьем, которое только может произойти когда-нибудь. Ошибку в ходе мысли легче выявить на другом примере – в истории, в изложении которой я не могу избежать местного говора.
В храме в Кракове сидит великий ребе Н. и молится со своими учениками. Внезапно он издает крик и на вопрос своих озабоченных учеников отвечает: «Только что умер великий ребе Л. в Лемберге». Община начинает скорбеть по умершему. Через несколько дней прибывают люди из Лемберга; их спрашивают, как умер ребе, чем он был болен, но они ничего не знают – когда уезжали, ребе был в добром здравии. Наконец выясняется вполне определенно, что раввин Л. вовсе не умер в тот миг, когда ребе Н. телепатически ощутил его смерть, что он жив до сих пор. Иноверец пользуется этим случаем для насмешки над учеником краковского раввина. «Ваш ребе выставил себя на посмешище, когда заявил, что увидел ребе Л. мертвым в Лемберге. Этот человек жив и поныне». «Ерунда, – возражает ученик. – Как ни крути, а кюк[71] из Кракова до Лемберга был великолепен».