— Проходи, капитан, садись, — Стангмаер выслушал уставное приветствие и указал на кресло. — Разговор у нас пойдет не совсем обычный.
Вронин внутренне собрался. Многие моменты давили на него, например, подразделение, которым он командовал всего неделю (получив звание галакткапитана и новую должность), напрямую не подчинялось управлению внешней разведки.
— Не напрягайся. Твое начальство в курсе, — словно прочитав мысли Кирилла, успокоил его Стангмаер и тут же спросил, не оставляя времени на раздумья: — Какие отношения у тебя с бывшим командиром подразделения капитаном Немершевым?
В рассудке Кирилла пронеслось множество мыслей, но ни один мускул на лице не дрогнул.
— Вадим Петрович очень много сделал для меня. Я уважаю его как человека.
— Сколько бойцов взвода придерживается той же оценки?
— Большинство. По крайней мере те, кто прослужил под командованием Вадима Петровича хотя бы год.
— Между капитаном Немершевым и подчиненными существовали трения?
— Нет.
Уилфред недоверчиво вскинул бровь.
— Так не бывает, капитан. Всегда есть недовольные. Кого-то не отпустил в увольнение, кому-то дал слишком большую нагрузку, придрался по мелочи, отдал необоснованный приказ в бою.
Взгляд Вронина стал колючим, и Уилфред мысленно усмехнулся: сейчас, похоже, произойдет нарушение устава и субординации, наслышан я о вашей вольнице в элитных спецподразделениях...
— Господин генерал, я хотел бы уточнить — это допрос?
— А если допрос? — Стангмаер тяжело опустился в кресло и исподлобья посмотрел на Вронина. — Адвоката потребуешь?
— Обойдусь. Но своего командира я порочить не стану.
— А ты уверен, что хорошо его знаешь?
— Я обязан ему жизнью. Капитан Немершев не из тех офицеров, которые прячутся за спины подчиненных. Он никогда не оставался на орбитальном КП. Всегда — подчеркиваю, — всегда шел с нами, под те же пули, что и рядовые бойцы.
— Это разумно? С точки зрения командира? Он что, искал смерти? Или зарабатывал очки популярности? — продолжал допытываться Стангмаер, нарочно провоцируя Вронина формулировками задаваемых вопросов.
— Господин генерал, я могу задать встречный вопрос? — Взгляд Кирилла похолодел, из него исчезло недоумение, на смену которому пришла мрачная решимость принятого внутреннего решения.
— Давай.
— Когда вы в последний раз лично принимали участие в боевой операции?
— Дерзишь, капитан? — Уилфред неодобрительно покачал головой, но все же ответил: — В последний раз я командовал операцией по зачистке известной тебе системы Эрихайма. Не скрою, это была неудачная миссия. Мы потеряли группу высадки, с планеты удалось вырваться только двум потрепанным в бою подразделениям. Наши силы попали в ловушку: обнаруженная военная инфраструктура, состоящая из трех баз Альянса, поначалу не подавала признаков функциональности. Тщательная предварительная разведка показала, что все механизмы находятся в режиме глубокой самоконсервации, однако, когда группы зачистки ступили на территорию двух опорных пунктов, произошла внезапная реактивация боевых систем, причем это явилось не следствием неправильных действий высадившихся подразделений: сигнал, пробудивший машины, пришел извне, из другой звездной системы, которую в тот момент нам вычислить не удалось.
Вронин слегка побледнел. Конечно, он слышал о той операции флота, но не знал, что ею руководил Стангмаер. Подробности, естественно, не разглашались, но он сам недавно побывал на Эрихайме и мог сопоставить свои личные впечатления со сведениями, полученными от генерала.
— Вы упомянули о трех опорных пунктах. Но мы зачищали только один...
— Правильно. Нам удалось подавить два очага сопротивления и полностью уничтожить средства гиперсферной связи. После этого было принято решение об эвакуации десантных групп и постановке планеты на карантин...
Стангмаер тяжело посмотрел на Вронина.
— Теперь, капитан, я жду исчерпывающего ответа на свои вопросы, касающиеся Немершева. Кем он был для подчиненных?
— Боевым товарищем. В некоторых смыслах отцом или старшим братом...
— То есть субординация в подразделении отсутствовала, так? — прищурился Стангмаер, машинально постукивая пальцами по широкому подлокотнику кресла.
— Нет, вы неправы. Языком устава этого не объяснишь. У Вадима есть какое-то особое чувство, он, как мне казалось порой, знает о войне намного больше, чем мы все вместе взятые. Я же говорю, обычными формулировками этого не передать...
— Хорошо, объясни простыми словами.
Вронин некоторое время молчал, затем, собравшись с мыслями, произнес:
— Вадим Петрович особенный человек. Многие бойцы взвода, как и я лично, обязаны ему не только жизнью... Взять, к примеру, меня, молодого лейтенанта, только что окончившего училище. Обычно в спецподразделения попадают после многих лет службы, но капитан Немершев подбирал личный состав взвода по иному принципу. У него существовало незыблемое правило: не более одного вновь прибывшего за полгода.
— С чем это связано? — поинтересовался Стангмаер.