Особое назначение

— Голыми руками, говоришь? — сощурился Алексей.

— Факт!

— Выйди из строя, — приказал Алексей.

— Ну, вышел! — шагнул вперед Степан.

— Бери меня за горло.

— Чего? — растерянно смотрел на него Степан.

— Давай, давай! — подбадривал его Алексей. — Покажи, как беляка душить будешь.

— Показать? — все еще не верил Степан.

— Сколько раз тебе говорить? — Алексей потер здоровой рукой раненую и приготовился к схватке.

— Ну, держись, Леха!..

Степан бросился на Алексея, но тот сделал неуловимо точное движение рукой и ногой, никто даже не успел рассмеяться, как Степан уже лежал на земле.

— Джиу-джитса? — спросил Степан.

— Ага... — кивнул Алексей, чуть заметно поморщился и опять потер раненую руку.

— Не по правилам, — поднялся с земли Степан. — У скаутов научился?

— У беляков тоже кое-чему можно научиться... — улыбнулся Алексей.

Степан вздохнул и сказал:

— Не понимаешь ты меня, Леша. Ну, что мы делаем? Броневики старые ремонтируем, с ружьем по садику гуляем. А я, может, такое хочу совершить, чтоб сразу в мировом масштабе!

— Гордый ты, Степа!.. — засмеялся Алексей.

— А у нас вся фамилия гордая! заявил Степан и покосился на Глашу.

Та только руками развела и спряталась за Настю.

— С ружьем, значит, гулять надоело?.. — задумался Алексей. — А Ленин знаешь что говорил?

— Нет! — встрепенулся Степан.

— Тебе дадут ружье, — вспоминая, сказал Алексей. — Бери его и учись хорошенько военному делу. Эта наука необходима для пролетариев.

— Ленин так говорил? — спросил вдруг Федор.

— Ленин, — обернулся к нему Алексей. — Владимир Ильич.

— Это я знаю... — Федор кивнул ему и, раздумывая о чем-то, наморщил лоб.

— Дайте закурить кто-нибудь! — попросил Степан. — Нету, что ли? Эх, мать честная! — Вскинул винтовку за спину и сказал: — Пошли!

— Куда? — удивленно посмотрел на него Алексей.

— Окопы рыть, на брюхе ползать, — подтянул ремень Степан. — Чему там еще надо учиться? Джиу-джитса? Давай джиу-джитса!

— Чудило ты, Степка! — засмеялся Алексей и скомандовал: — Становись!..

Рассыпавшийся строй опять начал выравниваться, затихли разговоры, смолк смех.

— Ладно! — неожиданно сказал Федор. — Согласный я, Леша.

— Ты про что? — не сразу понял его Алексей.

— Ну как же! — заволновался Федор. — Насчет мастерской. Без жалованья буду работать.

— Приходи, — хлопнул его по плечу Алексей, оглядел строй и скомандовал: — Смирно!

— Степа... — шепнула Глаша.

— Ну? — тоже шепотом отозвался Степан.

— На, покури. — Она сунула ему в руку «козью ножку».

— А сама? — удивился Степан.

Глаша помолчала и сказала:

— А я никогда и не курила.

— Брось!.. — Степан чуть не выронил винтовку, широко раскрыл глаза и уставился на Глашу.

Она засмеялась и отвернулась.

— Что за смешки? — поглядел в их сторону Алексей и погрозил пальцем. — Шагом марш!..

Комсомольцы, печатая шаг, направились к воротам.

Федор стоял, смотрел им вслед, потом вдруг побежал, догнал идущего сбоку отряда Алексея и, пытаясь идти с ним в ногу, попросил:

— Леша, а можно я с вами немного похожу?

— Давай, давай! — кивнул в сторону замыкающего Алексей. — Пристраивайся!..

Федор пропустил всех и зашагал рядом с Санькой, старательно размахивая руками. Санька толкнул его в бок и разулыбался....

Горовский и Лена были уже у ворот сада, когда оттуда вышел комсомольский отряд. Женька сделал вид, что никого из них, не знает, а Лена отступила, давая дорогу, и незаметно вглядывалась в лица проходящих.

Алексей подобрал живот и, размахивая раненой рукой, как будто она здоровая, скомандовал:

— Шире шаг!.. Федор, не путай ногу! Левой!

— Ему с левой непривычно! — крикнул Степан. — Направо тянет!

— Разговорчики! — пригрозил Алексей, засмеялся и подмигнул Лене.

Лена пожала плечами, потом улыбнулась, схватила Женьку за руку и потянула за собой, в ворота.

Они сидели в беседке, над прудом.

Лена засмотрелась на паутинку, повисшую над прозрачной водой. Она то исчезала, попадая в солнечный луч, то опять появлялась, потом ветер отнес ее в сторону, и паутинка повисла на прибрежной ольхе.

— Даже весна в этом году холодная... — вздохнула Лена.

Женька скинул свою форменную шинель и укрыл ею плечи Лены.

— Я не потому... — улыбнулась ему Лена, но шинель не сняла, даже придержала рукой воротник, закрывая горло.

— Хочешь, стихи почитаю? — предложил Женька.

— Свои?

— Да. Последние.

— Ну, почитай, — согласилась Лена.

Женька встал, заложил руки за пояс и, подвывая, прочел:

В перламутровоснежные дали
Вы ушли в этот вечер морозный,
В белой дымке тумана пропали
Ваши косы и плащ синезвездный.
Только где-то у бешеной тройки
Бубенцы под дугой прозвенели
Да заплакал у мраморной стойки
Бледный юноша в черной шинели!..

И, волнуясь, спросил:

— Ну как?

— Мне не нравится, Женя... — подумав, ответила Лена. — Только ты не обижайся! Понимаешь, мне кажется, что сейчас нужны другие стихи.

— Какие же? — обиделся все-таки Женька.