Осьминог

– Там кошка… – Судя по голосу, у Такизавы уже зуб на зуб не попадал от холода. – Голодная, наверное…

– Не лезть же теперь за ней в кусты, Такизава-сан, – сказал Александр. – Да она и в руки вам не дастся, они тут в основном дикие.

– Да уж, погодка… – Ворчливо повторил Акио. – Мой прадед в такую погоду говорил, что японцы за все свои грехи заслужили жить в мокрой заднице.

– Ваш прадедушка осуждал политику Японии во время войны? – Осторожно поинтересовался Такизава. – Конечно, война была нашим большим заблуждением, но ведь сейчас…

– Ничего он не осуждал, он хоть и читал газеты с утра до вечера, в политике смыслил не больше, чем рыба в ремонте автомобилей. Все это нужно было ему только для вида, он просто был старым ворчливым засранцем, вот и все, – отрезал Акио. – Ему нравилось, когда другим людям плохо. Однажды, когда я был мальчишкой, рыболовный крючок воткнулся мне в ладонь, и я прибежал домой в слезах, держа перед собой руку, с которой на пол капала кровь. Мама, конечно, запричитала и сразу развела в воде соль, чтобы промыть рану, а прадед это увидел и так смеялся, что чуть было не подавился своей вставной челюстью, будто бы ничего забавнее он в жизни не видел: «Маленький сосунок вообразил себя рыбаком! Ну что, поймал большого тунца, Акио-кун? Вижу, поймал ты только самого себя!» Вот таким он был, мой прадед, – надеюсь, ему сейчас хорошо в его могиле под проливным дождем.

– Соо нан дэс ка… – С некоторой заминкой отозвался Такизава. – Наверное, вам было ужасно больно.

– Угу, – буркнул Акио, – еще как больно, да и крючок, понятно, был не очень-то чистый, рана загноилась, хоть мама и промыла ее соленой водой, а это против всякой заразы первое средство. Я даже в школе на какое-то время был освобожден от письменных заданий, учителя меня жалели, говорили, куда ему с такой рукой выводить кандзи. Зато прадед мой развлекался, как мог: сядем утром завтракать, так он опустит этак свою газету, сморщит нос и говорит: что это за странный запах, что ты сегодня такого приготовила, Икэда-сан?[169] Икэда – это девичья фамилия моей матери, она, выйдя замуж, стала Игараси, но прадед так и называл ее до самой своей смерти Икэдой-сан, так он над ней издевался. Раньше, говорит, ты вроде бы не готовила на завтрак тухлой рыбы… ээ, да я забыл, что наш Акио-кун поймал на днях здоровенного тунца – не он ли протух, посмотри получше, Икэда-сан, ты ведь хорошая хозяйка и не потерпишь на своей кухне испорченной рыбы. – Акио очень похоже изобразил скрипучий голос старика и, закончив рассказ, сплюнул на землю.

– Соо ка[170]… – Ветер снова рванул зонт из рук Такизавы. – Ох, какой сильный… все-таки в Нагоя тайфун не так чувствуется…

– Просто мы на самом побережье, здесь ветер всегда сильнее, сейчас свернем и перестанет, – попытался успокоить его Александр.

– Ну да, в Нагоя здоровенные дома, к тому же в такую погоду никто без особой надобности не высовывает носа на улицу, – невесело пошутил Акио. – Сидели бы в своем банке, зачем вы потащились посередь осени в отпуск?

– Я бы с радостью, – отозвался Такизава, – но, понимаете, мы с моей Ёрико немного… а, вот и моя гостиница! Оказывается, идти до нее было совсем недолго!

– Да здесь все близко, так что до среды наш курорт успеет вам до смерти надоесть.

– Нет-нет, что вы, я на самом деле очень рад, что останусь на Химакадзиме. – Такизава поднялся по ступеням гостиницы и, оказавшись под навесом, с облегчением сложил зонт. – Из-за работы я мало путешествую.

За его плечом виднелась прилепленная к наличнику входной двери печать защиты от злых духов с изображением рогатого о́ни и иероглифами 除, «нодзоку» – «изгонять», и 疫, «эки» – «эпидемия».

– Если завтра погода будет получше, я бы попросил вас показать мне остров, Арэкусандору-сан. Если вы, конечно, свободны. И еще какое-нибудь место, где можно прилично пообедать.

– Да, конечно. – Александр через силу улыбнулся. – Здесь есть поблизости ресторанчик, «Тако», давайте завтра днем в нем встретимся. Где-нибудь около трех вам будет удобно?

– Отлично! – Такизава просиял, и Александр подумал, что, может быть, попросить его остаться на острове было не такой уж плохой идеей, и протянул ему руку для пожатия. Ладонь у Такизавы была горячей и влажной.